Судя по всему, Эвергет первым осуществил план Александра обогнуть Аравию, тем самым открыв ее берега для эллинистической торговли. (Первым это сделал грек Скилак Кариандский. Во главе экспедиции, организованной Дарием I, Скилак в 517 г. до н. э. пересек всю Переднюю Азию и дошел до нижнего течения Кабула. Здесь под его руководством были построены суда, пригодные не только для речного, но и для морского плавания. На них экспедиция Скилака прошла 1500 км до устья Инда, а затем 7500 км вдоль берегов Азии и Аравии и в 514 г. до н. э. достигла вершины Суэцкого залива. — Ред.) Мы располагаем замечательной Адульской надписью, на восточном побережье Африки, недалеко от современного Суакина (ныне в Судане. — Ред.). Ее египетский монах Козьма Индикоплевст видел в V в. н. э. на мраморном троне, воздвигнутом Эвергетом в память о его визите в самом конце правления. К счастью, монах скопировал надпись, в которой содержатся подробные сведения не только о восточных кампаниях царя, но и его исследованиях и экспедициях в Южную Аравию и Эфиопию, где он прокладывал дороги, очищал моря от пиратов и привозил обратно слонов, из которых впоследствии делали боевых. Возможно, южные кампании и путешествия объясняют очевидное безразличие Эвергета к эллинистической политике.

Прогресс науки в то время не может не удивлять. Географические исследования не остались без теории, которая могла систематизировать и объяснить факты. Эратосфен, отец научного изучения Земли, узнав, что в точке летнего солнцестояния солнце не дает тени в Сиене (Асуан), стал отмечать тени в Александрии и в промежуточных местах, замеряя расстояния. Таким образом, он открыл или доказал, что Земля круглая, и подсчитал, что путь от Сиены до Александрии составляет 1/50 часть длины окружности земного шара (поскольку полуденное солнце в Александрии в день летнего солнцестояния отклонялось от зенита на 7°12′ —1/50 окружности Земли. — Ред.). Одновременно Аполлоний исследовал свойства части конуса, которые в конце концов привели к чистой науке астрономии и практической науке систематической навигации. А Аристофан Византийский, впоследствии ставший главным библиотекарем, занимался исследованием текста поэм Гомера и основал школу, сторонники которой научили нас понимать литературную историю ранних произведений всех народов.

Египет в это время полностью затмил не только Сирию, но и Македонию, о царе которой — Деметрии — мы почти ничего не знаем. Известно, что он был вовлечен в жестокую борьбу с варварами из Иллирии и Дардании, которые угрожали вторжением Греции. Их бесчинства на побережье Италии были остановлены, как знают все читатели, изучающие римскую историю, активным вмешательством римлян, которые тогда впервые переправили свои вооруженные силы через Адриатику. Северные варвары этого периода были как северные язычники в легендах об Артуре, и первой обязанностью каждого македонского царя после восшествия на престол было укрепить и обеспечить безопасность этой границы его владений. А варвары нападали снова и снова, им помогали отряды завидовавших македонцам ахейцев, спартанцев и этолийцев. Поэтому царь Деметрий потратил свою жизнь на то, чтобы сначала покорить варваров, потом греков, которые уже дошли до Фессалии, но затем поспешно вернуться, чтобы защитить северную границу, где после девяти лет правления он был убит в сражении против дарданов.

Таковы были внешние события его жизни. О характере Деметрия, его внешности и дворе мы не знаем ничего. Я заранее изложил все главные события вплоть до его смерти, чтобы мы теперь могли вернуться немного назад и рассмотреть по жизнеописаниям Плутарха социальные и политические движения в Греции после усиления Ахейского союза. Эти движения начались во времена Антигона II Гоната и продолжались вплоть до поглощения наследников империи Александра римлянами. Но чтобы несколько упорядочить столь сложный предмет, лучше проследить за историей трех главных царств — наследников империи до тех пор, пока второстепенные царства не возвысились настолько, что стали ведущими в эллинистическом мире. Так было с Грецией после середины III в. до н. э., а также с Пергамом и Родосом примерно в это же время.

Надеюсь, читатели этой книги не упустят возможности познакомиться с жизнеописаниями Плутарха и насладиться живописнейшими картинами жизни людей того времени. Самыми колоритными у Плутарха являются первые главы жизнеописания Арата, информацию для которых он, несомненно, почерпнул в некогда хорошо известных мемуарах этого деятеля. Так что вместо суровой истории Фукидида, который с презрением отвергал личные подробности, наследие большинства выдающихся авторитетов теперь включало немело пикантных историй, остроумных высказываний и блестящих военных хитростей. Ход серьезной истории подобные реплики часто делают непонятным. Бывает, что великие народные движения приписываются случайному результату деятельности того или иного человека — люди всегда предпочитают видеть определенные личные мотивы для крупных и не слишком понятных событий, проследить за назреванием которых они не могут. Возможно, мы что-то теряем в понимании политических событий и не до конца осознаем их суть, применив биографический подход к отражению истории. Но при этом мы несравненно больше приобретаем в осмыслении социальных и моральных стадий, в оценке человеческой природы, да и в полноте впечатлений, даже если нарисованная нами красочная картина несколько отличается от реальности.

Арат, как и Пирр, в детстве едва избежал смерти от рук одного из многих тиранов, которые по очереди захватывали власть в Сикионе. Такое очень часто случалось по всей Греции, где любой амбициозный человек, который мог, благодаря убийствам или каким-либо другим способом, стать правителем, рассчитывая на поддержку Антигона II Гоната или Птолемея. Дело было в следующем: эти цари считали, что намного легче иметь дело с греческими городами, когда их представляет один человек, чем с народным собранием. Когда рассматриваемый тиран — его звали Абантид — убил Клейния, отца Арата, и хотел убить ребенка, мальчику удалось сбежать. Он долго скитался в страхе и одиночестве и в конце концов пришел к дому своего дяди, который был женат на сестре тирана. Добрая женщина спрятала его и отправила в Аргос.

Пусть даже в изгнании, Арат вырос среди богатых друзей и, очевидно, сам имел вполне достаточно средств. Было замечено, что он уделял все свое время не обучению философии или искусству стратегии, а атлетике, чтобы соревноваться в пятиборье (бег, прыжки, борьба, кулачный бой, бросание колец) на публичных играх. Такое обучение считалось посредственным, второстепенным. Ведь Арат не был утонченным писателем или оратором, зато был хорош в военном деле. Этому статному, сильному человеку, закаленному занятиями спортом, особенно удавались внезапные ночные нападения и в то же время — тайные уловки уклончивой дипломатии. Интересно то, что, будучи заклятым врагом местных тиранов, он всегда высоко ценил благосклонность великих царей — Птолемея II и Антигона II Гоната и был, по сути, льстецом. Теперь эти суверены признавались имеющими законные, данные свыше права, в то время как тираны-выскочки были своими же согражданами, которых греки, со свойственной им врожденной завистью, не могли терпеть над собой, каким бы справедливым и просвещенным ни было их правление.