Ослепительно-белое пятно пробежало по стенам, мазнуло по стендам, исчезло в конце коридора. Наверное, во дворе охранники для чего-то развернули один из прожекторов.

– Прямо как на зоне, – поежилась Сашка.

Вероника вздрогнула, но не от ее слов. Ее вдруг с головой накрыла тяжелая душная волна. Тело словно пронзили тысячи иголок. В тот миг она все поняла...

И шагнула к стенду.

– Ты что?! – Сашка схватила ее за руку. – С сердцем плохо?

Наваждение исчезло. Вероника вырвала руку, бросилась к стенду, обшарила его глазами вдоль и поперек. Фотографии мальчишек и девчонок, подписи к ним разноцветными фломастерами, нечитаемые в полутьме... И ничего, что могло бы выдать тайну, которая всего секунду назад была у Вероники в руках.

Опустошенная, на ватных ногах, она вернулась к окну и едва не наорала на Сашку, которая снова начала допытываться о ее здоровье.

– Что ж, – словно издалека, донесся до нее голос Юлии, – теперь понятно, почему Стаська на меня набросилась. Похоже, Аля своей угрозой напугала ее до полусмерти. Ведь до этого она не собиралась в бега, а хотела тихо-мирно поиграть с нами в прятки.

– Да, а что за история с географом? – вдруг вспомнила Вероника. – Когда это Стаська ему врезала? До моего прихода в школу, наверное?

– Нет, ты уже училась с нами, – вялым голосом отозвалась Сашка. – Просто ты тогда болела. Но я тебе об этом происшествии подробно рассказывала.

Вероника что-то помнила, но настолько смутно, что Сашке пришлось повторить рассказ.

– Ты помнишь нашего Шурика? – спросила она.

Помнила ли Вероника? Да разве можно было забыть сорок пять минут леденящего ужаса – и с интервалом всего в несколько дней!

Преподаватель географии Александр Сергеевич был среднего роста, имел густой чуб, зачесанный набок, круглые очочки и маленькие усики над пухлой губой. Угодить ему было практически невозможно, даже Юльке не всегда это удавалось. Причиной его гнева могла быть сущая ерунда: неровные поля в тетради, неправильным цветом раскрашенный миллиметр контурной карты. Тогда он брал тетрадку (карту) в руки и в полном молчании тряс ее над головой виновного, пока та не рассыпалась на листочки.

Еще дороже обходились нарушения дисциплины. Коршуном налетал учитель на того, кто лишь случайно скрипнул стулом, хватал пальцами за шею и начинал тыкать лицом в парту. Потом до конца урока выставлял на всеобщее обозрение у доски.

Стоит ли говорить, что на уроках Шурика Вероника просто обращалась в соляной столб? Она так боялась, что и до нее доберутся чужие руки и будут трясти ее или тыкать в стол, – и от этого начисто теряла способность соображать. География за седьмой класс так и осталась в ее памяти белым пятном на карте ее школьных познаний. А ведь учила, кажется, ночи напролет. В начале каждого урока – письменная проверка знаний: учитель произносит какое-то предложение, и нужно ставить плюс, если оно истинное, минус – если нет. И полный кавардак в голове. Разве может учитель специально говорить вслух неправильные вещи? В первый раз Вероника со страху наставила одних плюсов. За что была наказана вызовом к доске и оскорбительным выговором: «Новенькая знает, как пишется знак минус? Напишите этот знак десять раз подряд. Не-ет, вы рисуете не минус, вы рисуете тире и дефис. Что значит, какая разница? Минус – это слово «нет», написанное на математическом языке. Так и ставьте этот знак так, будто произносите «я не согласна». Я не согласна – вжик! Я не согласна – вжик!»

Под общий хохот дрожащая Ника рухнула за парту, заранее зная, как ее будут дразнить в ближайшие пару недель. А учитель с изуверской улыбкой уже прохаживался по классу, хватал особенно веселящихся двумя пальцами за воротник, поднимал и приговаривал при этом свою, как позже выяснилось, излюбленную фразу: «Раз столбик! Два столбик! Третий намечается!»

– Помню ли? – ответила Вероника на Сашкин вопрос. – Да я до сих пор вздрагиваю, когда слышу это слово – география.

– Во-от, а мы ведь у него несколько лет учились. Та еще школа выживания. Однажды на уроке наша бедная Алия имела глупость повернуть голову и ответить на вопрос соседа. Учитель коршуном налетел на нее, схватил за тоненькую шейку и стал полировать ее личиком парту. На лице у Альки было написано осознание того, что она обесчещена навеки. И тогда вдруг вскочила Стася, бросилась к нашему экзекутору и со всей дури отвесила ему пощечину. Гул пошел на весь класс! Шурик сперва оцепенел, а потом бросился из класса, сметая все на своем пути.

Потом прибежала директриса, схватила Стаську за руку и поволокла в свое логово. Мы, помню, сбились в кучу в углу класса и гадали, что с ней теперь будет. Одни утверждали, что Стасю погонят из школы. Другие – из комсомола. Некоторые считали, что никакого скандала не будет, все замнут, чтобы не позорить географа еще больше. Так и случилось. Стаську долго песочили в кабинете, а потом отправили к географу на дом – просить прощения. Запретили до конца года являться на его уроки – ну, думаю, Стаська была только счастлива. Вот и все.

– Не все, – вмешалась Юлия. – Расскажи еще, как ты этого гестаповца потом неделю до школы провожала.

– Это к делу не относится, – замотала головой Сашка. – Я всегда считала, что Стаська за дело ему врезала. Просто так получилось...

– Давай, рассказывай, – настаивала Юлька. – Поторчим тут еще немного, изобразим активную мозговую атаку. Зря, что ли, нас по всему миру отлавливали.

– Ладно, – сдалась Сашка. – Ну, просто на следующий день я случайно встретила Шурика по дороге в школу...

Вы помните, мы любили ходить через парк. Там была дырка в заборе, через которую все лазили, и мы, и учителя. И вот, я бежала изо всех сил, опаздывала, проклинала все на свете... И вдруг вижу – рядом с забором стоит наш географ, прижался к нему спиной, и глаза у него закрыты. Я в первый момент решила, что ему стало плохо. А он вдруг открыл глаза и сделал два шага в глубь парка. Потом снова вернулся, потом махнул рукой и снова начал уходить. Меня он не видел – я стояла за кустами, да еще пальто у меня было желтое, на фоне осенней листвы не различишь. И я вдруг поняла: он не может заставить себя идти в школу. Ведь после такого позора, да еще убежал, как мальчишка... А в сущности, он ведь и был еще мальчишка, лет на семь старше нас. Наверное, он просто не знал, как вести себя с нами, чтобы слушались, чтобы уважали. А никто ему не мог указать на его ошибки, потому что – единственный мужчина в школе, боялись потерять... Разве мы тогда думали об этом?

– Кончай философствовать, Сашка, – приказала Юлия. – По делу говори.

– Я как раз по делу. Ну вот, когда он снова вернулся к забору, я к нему подошла. Он, конечно, сразу приосанился, на часы посмотрел, спросил, почему опаздываю. Как будто сам не... В общем, ему уже ничего не оставалось, как пойти вместе со мной в школу. Я по пути стала спрашивать его о чем-то географическом, он увлекся, стал рассказывать, очень интересно, на уроках бы так! А когда я вышла из раздевалки, оказалось, что он ждал меня в вестибюле. Я к тому времени уже похоронила мысль попасть на первый урок, но он лично проводил меня до класса, заглянул в дверь, сказал учительнице, что это он меня задержал.