Мальчик напрягся, совершил над собой значительное усилие, чтобы снова сдвинуть с места застывшие в прошлом фигуры. Почти одновременно он почувствовал, как активизируется мозг сиамского близнеца. После окончательного пробуждения «братца» поток, транслируемый медиумом, претерпел сильнейшие искажения.

В определенный момент Мицар поймал себя на том, что его собственное восприятие стало бесполезным. Все органы чувств лгали. Ему оставалось только отключиться. Он пока еще дорожил своим рассудком…

Клон Алькор начал действовать. Он был настолько силен, что во время сеанса ему не требовался физический покой. Он извлекал информацию независимо от состояния медиума. Он проделывал это с бодрствующими так же легко, как и со спящими. Правда, он редко оставлял после себя материал, пригодный для дальнейшего использования…

Девушка закричала, уставившись перед собой невидящим взглядом.

* * *

…Мартина очнулась оттого, что кто-то зубами вырвал кусок ее правой щеки. Она рванулась, но плоть уже успела испариться. Сквозь ошеломляющую боль пробился запах горелого мяса.

Никто и не думал кусаться. Ухмыляющийся урод отнял от ее лица клеймо, на котором обугливались кусочки кожи. От раскаленного металла шел тошнотворный дымок…

Мартина почувствовала себя уничтоженной. Казалось, что справа обнажился череп и в дыре пылает газовая горелка. И все же она предпочла бы, чтобы ее клеймили по всему телу, лишь бы не оказаться на «сучьем кресте» с воронками Аристарха на переносице.

Воспоминания нахлынули немедленно; она помнила практически все до того момента, когда ее саму положили на крест. Она должна была разделить участь Милки. Липкая лента, воронки, кислота, судороги…

Впрочем, этого не случилось. Мартина потеряла сознание и пришла в себя на голом асфальтовом дворе. Рядом с ней пылал костер, разведенный в мангале. Где-то поблизости вертолетные лопасти месили воздух, и пыль пополам с песком летела ей в глаза. Затуманенным от слез взглядом она посмотрела вокруг. Увидела темную рамку стены, очертившую небо, сторожевые вышки с прожекторами и пулеметами и внезапно вспомнила, где находится. Более того, она вспомнила, зачем она здесь. Вероятно, ей снился сон, но даже во сне присутствовал сводящий с ума эффект дежа вю. И вдобавок слепило безжалостное солнце…

Это место называлось «Главная усадьба». За спиной возвышался замок помещика Вольдемара Подсохи. Здесь все принадлежало ему — кроме людей Аристарха, их мотоциклов и пленных сук. У Мартины были основания опасаться того, что в отношении ее все может очень скоро измениться.

Вертолет, поднявший пылевую бурю, наконец взлетел и взял курс на запад. Это был транспортный Ми-12 с правительственными опознавательными знаками. Груз на посадочной площадке представлял собой ящики, по внешнему виду ничем не отличающиеся от тех, в которых обычно хранят и перевозят автоматическое оружие. Это могло навести на размышления, если бы Мартина сохранила способность думать о чем-либо, кроме своего жалкого положения.

Еще через минуту она обнаружила себя стоящей в неровном ряду клейменых рабынь, голой, если не считать ошейника, и до сих пор зрячей — в отличие от большинства сук, находившихся рядом. Цепь тянулась от ошейника к длинной коновязи. Мартина слегка повернула голову, и это было примерно то же самое, что вертеть заржавевший кран.

Милка стояла справа от нее — ужасающая карикатура на ангелочка с выжженными глазницами. Оказывается, уцелели еще две суки, застигнутые врасплох на стоянке возле канна-бара, — Смола и Пещера. Первая — мощная баба с примесью черной крови, вторая — жирная, коротконогая, чем-то похожая на жабу. Обе были ослеплены при помощи любимой игрушки Аристарха. Свежие клейма розовели на щеках.

Мартина начала мелко дрожать. Не потому, что замерзла, — было довольно жарко. Она дрожала при мысли, что у нее еще все впереди. Колени подогнулись. Она бы хлопнулась в обморок, если бы не смертельная боязнь вызвать раздражение Аристарха. У нее не было иллюзий. Она попала на рынок и знала, что, за редчайшим исключением, отсюда возвращаются только те, кто продает или покупает.

Гул вертолетных турбин затих в отдалении; наступила гнетущая деревенская тишина — не отсутствие отдельных звуков, а отсутствие постоянного фона. В этот момент Мартина почувствовала, как сильно меняется ее отношение к происходящему. Ее охватило безразличие ко всему, включая собственную судьбу. Появилась дурацкая уверенность в том, что ничего окончательно плохого случиться не может. Это было бы легче объяснить, если бы она верила в разную поповскую чушь вроде души. С ней приключилась пугающая вещь — она отделилась от своего изуродованного тела. Было очень похоже на то, что кто-то быстренько вынул из нее эту самую «душу» и отправил на орбиту вокруг дрожащего куска мяса, поддерживаемого костями скелета. Но кусок мяса имел органы чувств — и возникало непередаваемое ощущение, что ими воспользовался посторонний.

Мартина впервые испытала отчаяние слепого существа, связанного с неким зловещим поводырем жгутом нервных волокон. Только вскоре этот «поводырь» немыслимым образом оказался внутри нее.

Шизоидный двойник интересовался чем угодно, кроме сохранности оболочки. Вторая, чужая сеть накрыла мозг, и посторонний метался там, как дикий кот. Глаза Мартины бешено вращались, и при этом независимо друг от друга. Запахи, цвета, звуки вдруг приобрели ошеломляющую интенсивность и миллионы оттенков — столь же легко различимых, как цифры, написанные на бумаге…

Потом дрожь прошла. Девушка похолодела, будто рептилия на закате солнца. Она смотрела, слушала и вынюхивала воздух, различая самые ничтожные мелочи.

* * *

Зáмок был окружен противотанковым рвом. Мост представлял собой сварную стальную плиту, опускавшуюся на дно. Внутренний берег рва переходил в бетонированный склон высотой около пяти метров с размещенными на нем долговременными огневыми точками. Огромная голая равнина перед замком была разделена на сектора и сегменты заборами из колючей проволоки, между которыми имелись узкие проходы, оборудованные скрытыми ловушками. Все это безжизненное пространство простреливалось пулеметами с вышек и больше напоминало концентрационный лагерь или военную часть, какими их показывали в старых фильмах, чем ферму.

За границей оборонительных сооружений начинались обширные поля, на которых по шестнадцать часов в сутки вкалывали дауны, ни на что другое в этой жизни, по мнению хозяина, не способные. Но сельское хозяйство и селекция были второстепенными увлечениями Подсохи. Основное «производство» целиком размещалось в разветвленных многоярусных катакомбах под главным зданием.

Мартина посмотрела в другую сторону. На этот раз она сумела повернуть голову, не обращая внимания на шипы ошейника, вонзавшиеся в кожу. Она с трудом узнала фургон-скотовоз, на котором доставлялся живой товар. На пологом склоне была оборудована специальная стоянка, огороженная металлической сеткой. Там же она увидела и аристарховцев — всего около десяти человек во главе с батькой — и членов других банд, съехавшихся на ежемесячный базар. Особо выделялись яркой раскраской педики с Основы, называвшие себя «Нежные», и ряженые в багровые балахоны клоуны из Национального Фронта. Имело место кратковременное перемирие с туманной целью «пополнения ресурсов». Почти все сосали пиво и гоняли по двору подносивших продукт крестьянок.