Со своей стороны христианские купцы платят на мусульманской территории пошлину со своих товаров; между ними существует совершенное согласие и во всех обстоятельствах соблюдается равенство. Воины заняты войной, народ же пребывает в мире. В этом смысле ситуация в сей стране настолько необычна, что и длинное рассуждение не смогло бы исчерпать тему…»[92].

Более того, в конце XII века иерусалимский король Балдуин IV и Саладин всячески избегали конфликта. Все попытки наладить мирное сосущестование были перечеркнуты из-за безрассудства французского рыцаря Рено де Шатильона, напавшего на караван, в котором ехала сестра Саладина. Этого правитель-мусульманин простить не мог, и вскоре христиане потеряли и Триполи, и сам Иерусалим. Саладин же при захвате Святого Града проявил неслыханное милосердие: он запретил своим воинам проливать кровь, отпустил жителей Иерусалима за выкуп, причем сам внес деньги за бедняков[93]. После взятия Иерусалима Саладин оставил христианам Храм Гроба Господня и даже распорядился омыть его розовой водой.

Разумеется, Саладин не был ангелом: он мог действовать и жестоко, но средневековые христианские источники ставили его в пример, считая одним из образцовых рыцарей.

Впрочем, вернемся к столкновениям между христианами. Одной из самых трагических страниц в истории Крестовых походов стал захват Константинополя в 1204 году. Именно эту дату можно считать временем окончательного раскола между западными и восточными христианами.

Король Ричард Львиное Сердце.

Витраж. Собор Солсбери, Великобритания

В самом начале XIII века крестоносцы собирались отправиться в Египет, но в это время в Италию приехал лишенный власти византийский император Алексей IV Ангел. Он предложил европейским рыцарям освободить византийский престол от узурпатора. В это же время 90-летний правитель Венеции Энрико Дандоло отправил крестоносцев штурмовать Константинополь по просьбе Алексея IV. Ослабление Константинополя было выгодно Венеции, которая вела обширную торговлю. В результате одни христиане напали на других, и 13 апреля 1204 года столица Византии была взята штурмом. Участники похода захватили множество величайших христианских святынь и разграбили богатейшие храмы[94].

Но самое интересное, что крестоносцы не испытывали особых нравственных мучений от войны со своими братьями-христианами. Робер де Клари упоминает, что некоторые участники похода считали себя не вправе поднимать руку на братьев по вере, но их быстро успокоили католические епископы и священники: «Епископы сказали, что именем Бога и властью, данной им апостолом, отпускают грехи всем, кто пойдет на приступ, и епископы повелели пилигримам, чтобы они как следует исповедались и причастились и чтобы они не страшились биться против греков, ибо это враги Господа[95]. Стоит ли говорить, что греки платили латинянам взаимностью… Во многих греческих и некоторых древнерусских текстах латиняне также называются еретиками, людьми, которых нельзя назвать настоящими христианами. Через пару веков, накануне падения Константинополя некоторые жители византийской столицы предпочтут «мусульманский тюрбан папской тиаре»…

В чем же причина неудачи крестоносцев? Почему огромные силы, средства и подлинный религиозный энтузиазм не помогли освободить Святую Землю? Почему к середине XV века почти никто из европейцев не стал защищать Константинополь от захвата турками?

Проще всего было бы обвинить в неудачах знатных европейских рыцарей, списать все на человеческие пороки. Но эпоху Крестовых походов нельзя рассматривать лишь в черном цвете. Это было время удивительной доблести, время, когда средневековый человек распрямился, почувствовал свою нужность, когда бедные воины обрели смысл своей жизни. Время, когда Европа могла стать единой.

Но этого не произошло. В середине XIV века в Европу пришла «черная смерть» – эпидемия чумы, унесшая жизни миллионов людей. Крестовые походы были последней вспышкой человеческой активности перед тем периодом, который принято считать «осенью Средневековья». Крестовые походы похоронили надежды примирить католиков и православных, но справедливости ради заметим, что и католики, и православные были, к сожалению, готовы воевать и между собой. Речь Папы Урбана II стала лишь катализатором, пробудившим в людях как самые лучшие, так и самые худшие чувства. Для средневекового человека еретик или раскольник был хуже язычника – того еще можно было обратить в истинную веру[96]. А вот христиан, которые не подчинялись Римскому Папе или отступили от истины Православия, уже ничего не могло спасти.

Этот исторический пессимизм сыграл свою зловещую роль в 1453 году, когда пала столица Византии. Впрочем, об этом мы поговорим в следующей главе.

Глава 15

Как незапертая дверь привела к гибели Византии

Во вторник 29 мая 1453 года византийская империя фактически перестала существовать. Но… этого почти никто не заметил. Европейские политики занимались своими делами: Папа Николай V безуспешно пытался организовать Крестовый поход в помощь грекам, на Руси собирали земли вокруг Москвы и готовились окончательно сбросить татаро-монгольское иго.

К середине XV века от Константинополя, города, восхищавшего некогда крестоносцев, осталось лишь несколько кварталов, между которыми простирались поля и заброшенные участки[97].

Константинополь так и не смог оправиться после захвата крестоносцами в 1204 году. Империи катастрофически не хватало денег. Византийские правители в это время были достойными людьми – они смогли обеспечить расцвет науки и искусства, но само государство это уже не могло спасти.

В первой половине XV века византийские императоры пытались сохранить империю даже ценой унии с католическим Западом, уговаривали европейских правителей организовать новый Крестовый поход или хотя бы помочь Византии деньгами. Но на эти призывы почти никто не откликнулся. Зато идея с унией привела к созыву знаменитого Ферраро-Флорентийского Собора.

В 1438 году в итальянском городе Феррара открылся Собор, заседания которого с перерывами и переездами в другие города продолжались до 1445 года. Греки и представители Папы пытались договориться. Если для католиков уния была триумфом возвращения раскольников в лоно истинной Церкви, то византийцы понимали всю трагичность ситуации. Выбор у них был небогатый: либо поменять веру и сохранить Византию, либо остаться верными Православию, но сойти с исторической сцены.

Поэтому позиции греков на Соборе были шаткими – они не могли договориться даже между собой. Напротив, «каждый участвовавший в дискуссии грек выступал сам по себе. (…) Среди греков не было ни согласия, ни какой-либо определенной линии поведения; к тому же все они испытывали денежные затруднения и торопились домой» (с. 21). В конце концов уния была подписана, но не спасла империю. Тех, кто пошел на соглашение с католиками, в Константинополе считали предателями веры. Среди греков были сильны патриотические идеи по сохранению Византии практически любой ценой; некоторые были готовы даже договориться с мусульманами, чтобы не быть зависимыми от римского понтифика[98]. Кроме того, у всех на слуху было