— И не знал бы до самого конца жизни.

— Не его вина, что он не понимает по-русски и исполняет должностные инструкции. Парень просто обязан это делать.

— Мог бы держаться как-нибудь подружелюбней. А то мычит что-то, смотрит высокомерно, насмешливо. Мол, видали мы вас в одном месте, в том самом, куда Рябинин сейчас пошел.

— Не говори глупостей, капитан.

— Вот как? Да, конечно, этот медбрат глупостей не говорит, и вообще он чуть не святой. А русский капитан только и может, что чушь всякую нести. Но этот солдат еще ответит за то, что по-хамски вел себя с офицером.

Тут как раз из похода вернулся Рябинин и спросил:

— Никак не угомонитесь?

— Да ну их к черту, Рома. Пойдем в палату.

— Пойдем.

— А мое разрешение не требуется? — спросила Русанова.

— На что? — с усмешкой осведомился капитан.

— На посещение больного.

— Нет. Не требуется.

Офицеры зашли в палату.

У Иволгина было очень погано на душе.

«И чего, спрашивается, я сорвался? — раздумывал он. — Не понимает по-русски этот медбрат, не принято у них строго блюсти субординацию, или же парень еще не обучен этому. Надо было спросить у него про доктора Ольгу, да и все. Он наверняка сообразил бы. А теперь?.. Я и ей наговорил неприятностей».

Рябинин посмотрел на командира и спросил:

— О чем задумался, Стас?

Иволгин тряхнул головой и проговорил:

— Да ни о чем. Значит, завтра на рассвете, а точнее в пять сорок пять, мы начинаем марш к Байару. Идем тремя танками. Уж не знаю, чем смогут помочь наши машины командиру дивизии, когда у него там задействован целый танковый полк. Наверное, он какую-нибудь пакость придумал духам. Для этого требуется ударное подразделение, которое до сих пор не было применено. А может, все по-другому. Гадать бесполезно, завтра все узнаем.

— А я думаю, что сирийцы решили прорвать оборону игиловцев на каком-то узком участке и занять плацдарм. Для этого и нужен ударный танковый взвод.

— А целая сирийская дивизия, неплохо по тутошним меркам оснащенная техникой, не могла прорвать оборону и захватить плацдарм? Но сказал, не будем об этом.

— Ты не в настроении, Стас!

— А кто в настроении? Ты, Леня Быков, Ивасюк? Хрень какая-то творится вокруг. Не знаю, куда эта карусель вынесет. Ты выздоравливай, Рома, а лучше подольше полежи в медпункте.

— Нет, не смогу! Ты ведь заберешь меня в первый экипаж, командир?

— Конечно. Вопрос лишь в том, когда это произойдет. Но заберу обязательно. Тебе ребята фрукты должны принести. Быков будет проведывать. А я пошел, сегодня надо пораньше лечь спать.

— Удачи вам, командир. Берегите себя там.

— Обязательно, Рома. Бывай!

Офицеры пожали друг другу руки, и Иволгин вышел из палаты.

Медбрат так и сидел у стола. При виде капитана он поднялся, отдал честь.

Иволгин хмыкнул. Мол, вот это совсем другое дело. Он козырнул в ответ. У него возникло такое ощущение, что никакого скандала и в помине не было.

Станислав вышел на улицу и услышал голос Русановой:

— Капитан!

Иволгин едва не споткнулся от неожиданности, обернулся.

— Ты?..

— Как видишь, я ждала тебя.

Капитан прошел к беседке, встал у входа и сказал:

— Если ты о вашем медбрате, то не волнуйся. Не в моих привычках докладывать командованию о всяких мелочах.

— Я даже не думала об этом.

— Тогда почему ждала?

— Вы завтра уезжаете к Байару?

Иволгин выдавил из себя улыбку и заявил:

— Правильнее сказать, убываем в распоряжение командира дивизии.

— Это очень опасно, Станислав.

— В наших отношениях наметился прогресс? Ты назвала меня по имени. Надо запомнить этот день.

— Не ерничай, пожалуйста. Ваша командировка действительно опасна. Извини, но я просто должна сказать тебе, что у штаба слышала разговор советника Петренского с заместителем комбата по вооружению. Так майор заявил, что ваш взвод — это подразделение смертников. Я не подслушивала, просто майор говорил громко. О чем шла речь дальше, не знаю, мимо прошла. Но это вот слово «смертники» меня прямо по сердцу резануло. Ты-то хоть знаешь, что вам предстоит делать у Байара?

Иволгин зашел в беседку, присел на скамью и ответил:

— Нет. Задача будет определена в штабе дивизии. А насчет майора я тебе вот что скажу. Ты не слушай его, Ольга, гони от себя. Чем дальше, тем лучше. Будет нужна помощь, не стесняйтесь, обращайся к капитану Быкову. Он все решит.

— Я и сама в состоянии снять проблемы.

— Не хорохорься. Я вижу, что этот Петренский еще тот подонок. Он способен на все.

— Повторяю, Станислав, я в состоянии защитить себя.

— Хорошо.

— Меня тревожит другое. Ты не знаешь, что вас ждет у Байара. Командир батальона тоже не в курсе, иначе он поставил бы тебя в известность. Он тут всем как отец родной, в то же время бесстрашный воин. Начальник штаба капитан Кальма тоже порядочный человек. Я имела возможность убедиться в этом. Все они ничего не ведают, а военный советник рассказывает всякие ужасы о вашем задании капитану Тари.

Иволгин улыбнулся и спросил:

— Ты считаешь, что майор Петренский мог продаться игиловцам и вместе с заместителем по вооружению работать на них?

— А разве это невозможно?

— По-моему, у тебя сильно развито воображение. Военному советнику это надо? Да, он подлый человек, слаб до женского пола, но предательство, это вряд ли. У него неплохое денежное довольствие, служба, прямо скажем, не самая напряженная. Он ни за что не отвечает, а прав имеет много. После Сирии Петренского наверняка ждет повышение. Такие субъекты, как он, легко пробиваются в высокие штабы.

— Тебе, конечно, виднее. Но почему он сказал, что вы смертники?

— Думаю, потому, что сам никогда не был на передовой, а нашему ударному взводу придется решать задачи повышенной сложности и важности. Вот майор и считает, что это обязательно приведет к потерям.

Женщина посмотрела на Иволгина и осведомилась:

— А разве это не так?

— В принципе, так. Но в бою подвергаются опасности все. Нередко бывает, что на передовой гибнет меньше народу, чем в тылу. Я беспокоюсь о сирийских экипажах, за свой не особо волнуюсь. Знаешь, чертовски приятно, что ты беспокоишься обо мне.

— Не только о тебе, обо всех вас.

— Все равно приятно. Ты извини меня за инцидент в санчасти. Я должен был вести себя по-другому.