Они окружили меня и застыли, лишь черные волоски на хоботах слегка трепетали. Я не боялся — видимо, принятое мной наркотическое средство избавляло от страха, — я смотрел на них совершенно спокойно. Так мы стояли минуту или, может быть, две, потом они поползли по коридору вперед, и я понял, что должен идти вслед за ними…

Они вывели меня к развалинам крепости и полуразрушенному замку, по виду средневековому. Там было много таких, как они, они ползали или вяло летали, волоча по мерзлой земле свои мохнатые лапы. И еще там повсюду валялись черепа — множество черепов, в основном человеческих, но попадались иногда и звериные.

Стараясь не наступать на кости, я пошел вдоль остатков округлой крепостной стены. С той стороны доносились какие-то звуки.

Вход я нашел почти сразу.

За стеной были люди — или что-то вроде людей. Они строили какое-то новое сооружение на развалинах замка. В качестве материала они использовали камни, доски, ледышки, черепа, тела этих мертвых больших насекомых… Стена постройки, как ни удивительно, выходила достаточно ровной. Я подошел поближе к строителям. Поначалу они меня не заметили — или просто не проявили ко мне особого интереса.

Но мне хотелось вступить с ними в контакт, и я сказал им какую-то благоглупость. «Хорошо работаете, ребята» — или что-то вроде того.

От звука моего голоса они вздрогнули — и тут же окружили меня, точно любопытные лесные зверьки. У них были одинаковые восковые лица и белые, без зрачков и без радужных оболочек, глаза. Они заговорили все разом — очень быстро, каждый свое. Они торопились и захлебывались, будто боялись, что я их не дослушаю.

— …Мы работаем. Мы работаем от генератора…

— …Имеются богатые коллекции черепов всех рас и народов. Однако в распоряжении науки имеется так мало черепов евреев, что работа с ними не может дать достаточно надежных результатов…

— …От этих далёких времён не осталось ископаемых скелетов, потому что костей не было даже у зверо-человека, тем более у ангелов, и те и другие обладали полугазовой консистенцией…

— …Война на Востоке теперь дает нам возможность восполнить этот пробел. Получив черепа еврейско-большевистских комиссаров, которые представляют собой прототипы отвратительных, но типичных недочеловеков, мы сможем сделать ряд существенных научных выводов…

— …Мы работаем от генератора…

— …Мир переменится, Властители выйдут из-под земли…

— …Много входов, но совсем нету выходов…

— …Если у нас не будет с ними союза, если мы тоже не будем с Властителями, то окажемся в числе рабов, в навозе, который послужит удобрением для того, чтобы цвели новые города…

— …Мы работаем от центрального генератора…

Они бормотали и бормотали, они обступали меня все плотнее. Когда они подошли совсем близко, я вдруг заметил, что их лица стали меняться. Они словно бы обретали индивидуальность, разделялись на мужские и женские, молодые и старые, усталые, злые, грустные, сонные… Но глаза оставались белыми. Белыми, как у чуди из легенды нойда Данилова.

Лицо женщины, бубнившей мне прямо в ухо насчет черепов евреев, казалось смутно знакомым. Я вгляделся в ее черты… и они вдруг сложились так легко, так привычно, так точно, тем единственно возможным образом, каким я уже много лет безуспешно пытался сложить их в своей неподатливой памяти. Меня не было с ней, когда она уходила. Возможно, мое подсознание за это меня покарало — с тех пор, как ее не стало, мне никак не удавалось вспомнить в деталях ее лицо…

Я спросил:

— Ты узнаешь меня, мама?

Она перестала бубнить и сказала чужим монотонным голосом:

— Ты не дошел до Сумеречной долины. Не пересек границу. Твоя душа несвободна. Мы здесь работаем от центрального генератора. Мы имитации. Мы не умеем никого узнавать. Получив черепа еврейско-большевистских комиссаров, которые представляют собой прототипы отвратительных, но типичных недочеловеков, мы сможем сделать ряд существенных научных выводов…

Как вы можете убедиться, данная галлюцинация не представляет никакой научной или политической ценности сама по себе. Именно по этой, повторюсь, причине я не описывал ее ни в одном из своих отчетов. Однако же да, товарищи из Спецотдела совершенно правы в своих предположениях касательно того, что этот удивительный опыт оказался мне в некотором роде полезен в моей последующей научной деятельности, направил мою мысль в определенное русло и послужил своеобразным толчком к началу работы над интересующим Спецотдел изобретением.

Химическую формулу состава, необходимого для внутривенной инъекции «путешественнику», и способ приготовления инъекции я, как мне и было велено, написал от руки и передал товарищу Белову H.A. лично в запечатанном плотном конверте. Мой арест, последовавший в тот же день, представляется мне чудовищным недоразумением. Обвинения, выдвигаемые в мой адрес, — нелепыми и необоснованными. В частности, мне инкриминируется сокрытие информации государственной важности, якобы собранной мной во время экспедиции по пещерам Крыма в 1928 году. Так вот, я со всей ответственностью заявляю, что единственной целью экспедиции являлось изучение возможности наличия в этом регионе следов древнейших культур. Таковых следов обнаружено не было.

Вообще, совершенно очевидно: произошла какая-то ошибка. Чем еще, кроме нее, можно объяснить, что за мое многолетнее плодотворное сотрудничество со Спецотделом я «вознагражден» подобным образом?

Впрочем, к работе НКВД в целом и Спецотдела в частности я никаких претензий не имею и, когда данное недоразумение разрешится, не намерен задействовать свои связи и предъявлять сотрудникам НКВД какие бы то ни было претензии. Я понимаю, что время сейчас в стране сложное, наш враг не дремлет, предатели и враги народа раскинули по всей стране свои коварные сети. Оттого загруженность сотрудников государственных органов чрезвычайно высокая и иногда может случиться небольшая путаница — как, например, в моем случае. Это все нормальный рабочий процесс, и никаких претензий здесь быть не может.

Хотелось бы, впрочем, напомнить, что научная деятельность, которой я сейчас занимаюсь и от которой меня, увы, весьма отвлекает пребывание в этих гостеприимных стенах, представлялась и, смею надеяться, по-прежнему представляется весьма важной и даже приоритетной товарищу Белову H.A., который неоднократно говорил мне о ценности моего будущего изобретения для СССР.

Теперь же, когда основная часть работы закончена и «Аниматор-1» оказался, наконец, в нашем распоряжении, необходим длительный период его, так скажем, «обкатки» — и этот этап работы не менее важен, чем все предыдущие. Изобретение не может по-прежнему оставаться полностью засекреченным. С результатами моей деятельности необходимо ознакомить ряд лиц из руководства Института Мозга — с тем чтобы в ближайшие месяцы я мог приступить к проведению экспериментальных «путешествий» в лаборатории Института с участием комсомольских добровольцев.

В последний раз хочу подчеркнуть, что содержание под арестом очень тормозит финальный этап работы над изобретением — а это работа государственной важности.