До комнаты я доплелась с трудом. День выдался сложным, суп был без поддерживающей магии, а настроение и вовсе ниже плинтуса, учитывая перспективы. Но едва я вошла в комнату, все упадническое настроение испарилось вмиг! Потому что моему вниманию предстала схема! На листе в мой рост, стопка которых у меня имелась еще из артефактического учебного прошлого, были выведены все правила! Три колонки. Запреты, допустимое, разрешенное. Четко, понятно, просто, схематично. А мой Гобби старательно трудился над второй схемой, внося пометки по мере чтения талмуда.

Несколько минут я потрясенно стояла в дверях, а после задала крайне интересующий меня вопрос:

— Гобби, а где артефакт?

Просто вспомнилось, как магический заряд уходит в нежить, причем прямо в артефакт Кхада, и я вынуждена отвлекать внимание некромантов, испуганно визжа, бросаясь в них сапогами. Все решили, что это я с перепугу.

— Ыы, — ответил гоблин, не отрываясь от своего занятия, и указал на Пауля.

Паучок смущенно ковырнул лапкой. На полу обнаружила остатки от амулета восстановления, которым я сломанную ногу Гобби оборачивала. Догадка потрясла.

— Гобби, хочешь сказать, что когда мы ушли разбираться с ректором, ты взял паука, обернул амулетом и приложил артефакт?!

Вместо ответа нежить извлекла артефакт Кхада и продемонстрировала мне. Артефакт оказался полностью разряжен. В носу защипало, по щекам потекли слезы… Я была растрогана, потрясена, ошарашена, я… Я внезапно отчетливо поняла, что такое родственные души, потому что Гобби, он ведь понимал, что эта энергия нужна ему самому, а отдал ее паучку. Сам отдал.

— Ии? — встревожился Пауль.

— Все хорошо. — Я сняла паучка, без содрогания и отвращения положила на ладонь, осторожно погладила пальцами.

Нежить заурчала от удовольствия, потерлась мохнатым брюшком о ладонь — а я, кажется, совершенно перестала бояться пауков. Просто я увидела в Пауле нечто большее, чем лапки и свой детский кошмар, нечто гораздо большее, то, ради чего Гобби отдал свою энергию, то, ради чего, наверное, стоило жить и бороться.

— Знаешь, — я присела за стол, рядом с умертвием, — если мы на Королевских Мертвых играх соберем достаточно энергии, попытаемся оживить не только тебя, но и Пауля.

Гобби вдруг потянулся, взял лист бумаги и написал: «Он не хочет».

— Почему? — удивилась я.

«Был старый, умирал. Теперь полон сил и у него… подружка».

— Саламандра, — догадалась я.

Гобби кивнул.

На душе вдруг стало так тепло-тепло, и светло очень.

«Спасибо» — написал Гобби.

Я молча положила руку поверх его костистой ладони. Кости были желтые, местами стертые, местами покрытые трещинками — а для меня он вдруг стал таким близким существом. Самым родным, но сказать что-либо я сейчас все равно не смогла бы — разве что «Ыыы».

— Ыыы, — произнес Гобби.

Я улыбнулась. В глазах снова слезы.

«Спать» — написало умертвие.

— Гобби, — я сжала его ладонь, — а ты… как… ну в лесу…

И почему-то отвела взгляд.

«Меня убили» — написал гоблин. Затем добавил: «Память возвращается медленно, я вспомнил, как писать, ваш язык. Смерть и обиду. Обидно было. Свое имя нет. Ложись спать, Риа, я разбужу на рассвете, все выучишь».

Тысячи вопросов, отголосок чужой боли и понимание — я сделаю все, что возможно, чтобы вернуть ему жизнь. Абсолютно все.

«Риа, — вновь начал писать Гобби, — там, под помостом, эти трое и ты — тебя обидели?»

— Обидели, — тихо призналась я, — и унизили. Я унизила в ответ.

В следующее мгновение меня снова посетили смутные мысли по поводу того, почему Гобби вся нежить била, ибо гоблин задал невероятный вопрос: «Достаточно?»

— Унизила? — догадалась я.

Гобби кивнул.

Я задумалась, пожала плечами и выдала:

— Не очень, они не прониклись.

Мои умертвия переглянулись.

«Спать!» — приказал Гобби.

Я бы посопротивлялась, но от усталости уже шатало.

Пока сходила в душ, пока переоделась, как свалилась на кровать помню смутно, как укрывалась не помню вообще.

Невезение — странная штука, иной раз кажется, что тебе не повезло, но вот ты просыпаешься утром — на тумбочке возле постели напиток из золотого корня, лампочка сверкает так, что всю комнату наполняет свет, а по стенам, шкафу и даже на двери — схемы, таблицы, основные пункты, и умертвие радостно сообщает:

— Ыыы.

— Доброе утро, Гобби, — не сдерживая улыбки, сказала я.

Как же приятно просто говорить «Доброе утро», а не «Трупов посвежее» или «Склепов понеспокойнее». Вот в Академии прикладной магии мы всегда, здороваясь, желали друг другу чего-то приятного, а мой любимый преподаватель по Ювелирному искусству так и говорил: «Всего вам приятного, дорогие адепты, надеюсь, и сегодня вы узнаете не только много нового, но и раскроете еще одну из граней ювелирного искусства». И на душе сразу тепло становилось. А первым, что я услышала в Некросе, было скупое: «Трупов». Я тогда перепугалась и выдала: «Очень приятно познакомиться, а я Рия Каро». Ужас положения заключался в том, что это был ректор. Не повезло, да.

Так вот о невезении — я вдруг поняла, что его просто не существует. Это вначале кажется, что не повезло жутко, но после, оглядываясь на все события, понимаешь, что это не было невезением, это были неслышные шаги самой что ни на есть настоящей удачи.

— Иии! — пропищал Пауль, молнией взбираясь на мою постель.

— Привет, — ответила я, протянув руку, и погладила мохнатое умертвие.

Гобби протянул записку с приказным «Учи!».

— Ага, — я торопливо слезла с постели, — сейчас, только сбегаю и вернусь, и буду учить, — заверила я нежить.

Так что мне повезло, да. Именно об этом я думала по дороге в туалет, но там, будучи в кабинке, услышала шепот двух адепток:

— Говорят, это Каро его прокляла, — шептала одна.

— Она может, ведьма же, — вставила другая.

Вообще-то артефактор, к ведьмам мы в принципе никакого отношения не имеем.

— Говорят, это заговор на Невезение! — снова первая.

В общем, я подзадержалась в некоторых местах, а после долго мыла руки, раздумывая над услышанным. Потому что вот невезение, его получается по факту и не существует, но что касается заговора на Невезение, тут все иначе. Это действительно серьезно очень, а самое главное — я заговорами вовсе не владею.

Едва приоткрыла дверь, покидая туалетную комнату, услышала разговор еще двух проходящих по коридору адепток: