Вопрос «Зачем?» в менее драматической форме посещал Л. Н. Толстого и в другие времена. Так, много лет спустя после описанного кризиса, в конце 1901 г. он писал в дневнике: «Всякий человек закован в своё одиночество и приговорён к смерти. Живи зачем-то один, с неудовлетворенными желаниями, старейся и умирай» (указ. собр соч. Т. 20. С. 156).

А есть ли на свете люди, у которых не бывает подобных мыслей, минут отчаяния? Вряд ли. Как же их преодолевать? Уж, разумеется, не стоит в подобные времена лезть в петлю. Лучший выход, если даже не обнаруживается никакого просвета впереди, – смириться, а «ум, – утверждал Л. Н. Толстой, – возникает только из смирения. Глупость же – только из самомнения. Как бы сильны ни были умственные способности, смиренный человек всегда недоволен – ищет; самоуверенный думает, что всё знает, и не углубляется» (там же. С. 273).

Смирение у Л. Н. Толстого не разрушительно, а созидательно. Оно направлено на сдерживание соблазнов и исполнение своих обязанностей. А обязанностям, долгу он, вслед за И. Кантом, придавал решающее значение в нравственном совершенствовании. Главная же обязанность человека – служить другим. Л. Н. Толстой писал: «Высшее благо человека в этом мире есть единение с себе подобными. Гордые люди, выделяя себя из других, лишают себя сами этого блага. Смиренный же человек уничтожает в самом себе все препятствия для достижения этого блага» (Путь жизни. С. 333).

Без смирения, считал Л. Н. Толстой, невозможно нравственное совершенствование, ибо «ничто так не вредно для нравственного совершенствования, как довольство собой» (там же. С. 339). Из смирения у него вытекал и тот вывод, которому он придавал значение закона. Речь идёт о непротивлении злу насилием. Он писал: «Непротивление злу насилием – не предписание, а открытый, сознанный закон жизни для каждого отдельного человека и для всего человечества – даже для всего живого. Закон этот, не переставая, исполняется. Волки вырождаются, а кролики размножаются. Закон этот, как всякий закон, есть идеал, к которому само собой бессознательно стремится всё живое и должен стремиться каждый отдельный человек. Закон этот кажется неверным только тогда, когда представляется требованием полного осуществления его, а не как всегдашнее, неперестающее, бессознательное и сознательное стремление к осуществлению его» (указ. собр соч. Т. 20. С. 279). Почему необходимо стремиться к осуществлению этого закона? Потому что насилие (например, революция) рождает новое насилие, последнее – новое и так без конца.

Любовь

Слава, почёт, богатство и т. п. блага – ничто по сравнению с любовью. Только она приносит высшее благо – счастье. «Когда человек ищет благо во всём, кроме любви, – писал Л. Н. Толстой, – он всё равно как во мраке ищет пути. Когда же он познал, что благо всего существующего – в любви, так солнце взошло, и он видит свой путь и не может уже хвататься за то, что не даёт ему благо» (там же. С. 142).

Любовь для Л. Н. Толстого была той волшебницей, которая развязывает все узлы. В её отсутствии, как и в переизбытке, он видел источник всех страданий: «Любовь настоящая есть только любовь к ближнему, ровная, одинаковая для всех. Одинаково нужно заставить себя любить тех, которых мало любишь или ненавидишь, и перестать слишком любить тех, которых слишком любишь. Одно не дошло, другое перешло линию. От того и другого все страдания мира» (там же. С. 164).

Как бы подводя итог своим нравственным исканиям, Л. Н. Толстой писал в своём дневнике в конце жизни: «Смешно писать такую всем известную истину в конце жизни, а истина эта для меня, как я её теперь понимаю, скорее, чувствую, представляется совершенно новой. Истина эта в том, что надо всех любить и всю жизнь строить так, чтобы можно было всех любить» (там же. С. 261).

Не обошёл Л. Н. Толстой и любовь между мужчиной и женщиной. В этой любви высшую прелесть он видел в её зарождении: «Ещё думал нынче же совсем неожиданно о прелести – зарождающейся любви, когда на фоне весёлых, приятных, милых отношений начинает вдруг блестеть эта звёздочка. Это вроде того, как пахнувший вдруг запах липы или начинающая падать тень от месяца. Ещё нет полного цвета, нет ясной тени и света, но есть радость и страх нового, обаятельного. Хорошо это, но только тогда, когда в первый и последний раз» (там же. С. 86).

Мужество

Мужество – это борьба со страхом. Самый же сильный страх – страх смерти. Мысль о смерти красной нитью проходит через сознание Л. Н. Толстого. Она – главный источник смирения. Она, подобно любви, распутывает все узлы. Она заставляет человека жить для души, а не для тела. Л. Н. Толстой писал: «Для человека, живущего для души, разрушение тела есть только освобождение… Но каково же положение человека, полагающего свою жизнь в теле, когда он видит, что. его тело разрушается, да ещё и со страданиями?» (там же. С. 376).

Л. Н. Толстой верил в то, как он сам писал, что «плотская смерть не конец жизни, а только перемена» (Путь жизни. С. 387), правда, тут же он предупреждал, что «сущность перемены, совершающейся при телесной смерти, недоступна человеческому уму» (там же. С. 390).

Последние слова Л. Н. Толстого перед смертью, которые он сказал подошедшему сыну Сергею, были такими: «Истина… Я люблю много… как они…» (Бунин И. А. Собр. соч., т. 9. Освобождение Толстого. М.: Художественная литература, 1967. С. 28). Неутомимый мыслитель, он всю свою жизнь искал истину. И любовь. Его главной истиной стала любовь. Любовь – вот то солнце, которое освещает человеку его путь к нравственному совершенству. После Л. Н. Толстого в мире не было мыслителя, поднявшегося выше его в учении о нравственном совершенствовании. Доведённое до логического предела, оно становится эволюционным учением, предполагающим, что человек, вступивший на путь нравственного совершенствования, воспринимает себя в качестве сосуда, через который проходит нравственная эволюция. Всё, что мешает ей, он расценивает как зло; всё же, что способствует ей, – как добро.

Высший смысл человеческой жизни великий французский эволюционист Пьер де Тейяр Шарден (18811955) видел в том, чтобы всё больше и больше становиться проводником эволюции. В отличие от животных, люди способны ускорять свой собственный эволюционный прогресс. Всё дело только в том, чтобы именно всё человечество вступило на путь эволюционного прогресса.

До тех пор пока универсально-эволюционное мировоззрение будет оставаться привилегией редких одиночек, рассчитывать на ускорение эволюционного прогресса можно лишь в очень ограниченной мере. Только в том случае, когда это мировоззрение станет массовым, начнётся новая эра в эволюции человека. Вот почему П. Тейяр де Шарден был неутомимым певцом эволюционизма.

П. Тейяр де Шарден восклицал: «Что такое эволюция – теорема, система, гипотеза?. Нет, нечто гораздо большее, чем всё это: она – основное условие, которому должны отныне подчиняться и удовлетворять все теории, гипотезы, системы, если они хотят быть разумными и истинными. Свет, озаряющий факты, кривая, в которой должны сомкнуться все линии, – вот что такое эволюция» (Тейяр де Шарден П. Феномен человека. Введение к объяснению мира. М.: Наука, 1987. С. 12–13).