— Нет, по-моему, ей было все равно. Тем более что с техническими дисциплинами у нее всегда были лады — уж это-то, наверное, наследственное. Но, честно говоря, на ФЭТИП Ольгу приняли бы с закрытыми глазами, даже если бы она была полной дурочкой. Из-за того, что моя дочь. У меня до сих пор прекрасные отношения с преподавателями. Поверьте, ни о каких взятках не было и речи, здесь дело в другом — во взаимном уважении.

— Разумеется, я и не думала ничего такого. А с профессором Стрельцовым вы тоже знакомы?

— Ну конечно! Это мой любимый учитель, руководитель дипломной. Ему уже за семьдесят, но все еще бодрый мужик и светлейшая голова. Академик, членкор, лауреат и так далее… А почему вы спрашиваете о нем?

— Да просто к слову: сегодня имя Стрельцова упоминал один наш общий знакомый. Стало быть, вы, Лев Анатольевич, тоже специализируетесь по космическим технологиям?

— А вы в курсе научных интересов профессора Стрельцова? — Любимый ученик профессора взглянул на меня каким-то новым взглядом.

— Мы все учились понемногу… — Я небрежно махнула рукой. — Лев Анатольевич, скажите мне, пожалуйста, откровенно: вы абсолютно исключаете, что исчезновение вашей дочери связано с вашей нынешней работой?

— Абсолютно исключено.

Пожалуй, ответ этот был дан слишком поспешно, чтобы быть откровенным. И слишком уж чеканно… Жаль, что в этот момент у меня не было возможности проконтролировать уровень адреналина в крови инженера Вингера. Могу побиться об заклад — он резко подскочил!

— Но почему вы так в этом уверены? Ведь ваша деятельность на «Конусе» сейчас связана… м-м… с весьма секретными разработками, разве не так?

Разумеется, я блефовала, но нисколько не рисковала. Разве в том, что выдала себя за работника прокуратуры. Кстати, пора искать подходящий момент, чтобы выложить карты.

Однако, кажется, я попала в точку! Мой вопрос Вингеру не понравился.

— Вам прекрасно известно, что это именно так! Теперь, после «медвежьей услуги», которую оказала нам наша милая пресса, о так называемом «ноль-первом заказе» знает весь свет…

— Кажется, это в «Вестях» было? — ляпнула я наобум.

— Нет, в «Тарасове». Но, разумеется, у прокуратуры есть и более надежные источники информации. Только дочь моя здесь совершенно ни при чем! Я об этом сразу заявил следователю и не понимаю, почему эти досужие домыслы всплывают опять!

— Я бы вас попросила, Лев Анатольевич! Следствие обязано проверить все версии, и я не понимаю, почему вы вдруг вышли из себя.

— А я вас тоже попрошу, товарищ Иванова! В конце концов, у меня горе! У меня дочь пропала, до-очь, понимаете вы это?!

Вингер не кричал, но от его густого голоса жалобно дребезжала посуда в висячем шкафчике над столом.

— Возможно, Ольги нет в живых, и я к этому внутренне уже готов, понимаете? Вам надо искать следы там, на месте преступления. Наверняка какие-то подонки затолкали ее в машину и увезли, о, боже мой… Вот что похоже на правду, вот что вам надо искать, чтобы мы могли хотя бы похоронить по-человечески нашу девочку! А вы вместо этого являетесь ко мне чуть ли не ночью, донимаете дурацкими вопросами и тянете «за уши» заведомо дохлую версию похищения с целью шантажа!

— Да почему она такая уж дохлая, объясните вы мне, пожалуйста?!

— Да потому, черт возьми, что похитители и шантажисты выдвигают требования! Тре-бо-ва-ния, понимаете, девушка? Должно быть, вы плохо учились в юридическом институте. А мне никаких требований не предъявили! Ни в каком виде, ни в какой форме. Прошли уже целые сутки — и ничего!

— Вы в этом уверены, Лев Анатольевич?

Он как-то сразу затих, и тишина эта была зловещей.

— Знаете что? — сказал почти миролюбиво. — Я буду жаловаться на вас. Думаете, если вы из прокуратуры, то вам позволено оскорблять честных, уважаемых людей? Кстати, позвольте-ка мне еще разок взглянуть на ваше служебное удостоверение.

— Нет нужды, Лев Анатольевич. Я вам и так скажу, что оно «липовое».

— Ка… какое?!

Простенькое словцо удалось Вингеру не с первой попытки.

— «Липа», «липа», не сомневайтесь. Сейчас я вам предъявлю настоящее.

Я шлепнула перед ним на стол то, чего он, ручаюсь, никогда еще не видел: заверенную копию своей частнодетективной лицензии. Вингер схватил ее обеими руками и читал такими страхолюдными глазами, точно это было удостоверение агента иностранной разведки.

— Как видите, к прокуратуре я не имею никакого отношения. Зато к вам и к вашей исчезнувшей дочери — самое непосредственное. Может быть, вы сядете, и мы спокойно продолжим нашу беседу?

— Да как вы… как вы посмели?! Я буду жаловаться!

— Вы правы: жаловаться на частного детектива гораздо приятней и безопасней, чем на работника прокуратуры. И все-таки я вам искренне не советую этого делать.

— Зачем вы пришли?! Что вам нужно?! Кто вас подослал?!

— Последний вопрос оставляю на вашей совести как абсолютно неуместный и оскорбительный, отвечаю на первые два: я пришла, чтобы помочь вам найти вашу дочь.

— Но я вас об этом не просил! Я абсолютно не нуждаюсь в ваших услугах. Прошу вас немедленно покинуть мой дом!

— Значит, покинуть?

— Да, немедленно!

— И вы даже не хотите узнать, откуда какому-то частному сыщику известно об исчезновении вашей дочери? Не хотите узнать, с чем я пришла?!

— Ни в малейшей степени. У вас грязные источники информации, грязные методы. Мне… мне нечем оплачивать ваши услуги!

— А кто здесь говорил о деньгах?

— Да уйдите же вы, наконец! Или я сам вас вышвырну.

— Не горячитесь, Лев Анатольевич: у меня «черный пояс» по карате.

— Да вы бандитка! Я сейчас вызову милицию…

— О, вот это будет очень кстати. И я расскажу ей, как вы только что в течение нескольких минут пытались выставить за дверь человека, который пришел помочь вам разыскать дочь — заметьте, совершенно безвозмездно. Я расскажу, что вы и ухом не повели, когда в десять вечера к вам явился некто, кого вы принимали за работника прокуратуры, и даже когда этот некто обронил фразу насчет «новых данных» по делу. Это была ловушка, господин Вингер, и вы в нее угодили! Да любой нормальный отец на вашем месте еще на пороге бросился бы ко мне с воплем: «Боже мой, вы нашли мою дочь?! Что с ней?»

Еще в самом начале моего страстного монолога Лев Анатольевич Вингер, минуту назад грозно нависавший над кухонным столом, вдруг как-то сразу обмяк и осел на табурет.

— Я расскажу милиции, как, продолжая принимать меня за работника прокуратуры, вы вдруг без всяких причин занервничали, когда в разговоре возникла совершенно естественная версия похищения с целью шантажа. И как пытались давить на следствие, подсовывая ему свой вариант происшедшего. И как…