том, что, как бы мне ни было грустно, все непременно будет хорошо.

Она взяла Рену за руку и повела в спальню. Кровать со скомканными простынями и одеялом занимала почти всю комнату. На туалетном столике валялись маленькие стеклянные бутылочки, сухие цветы и легкие полупрозрачные шарфики. Но Бат-Шеву нисколько не смущал этот бардак. Она не стала оправдываться, что как раз собиралась прибраться, когда позвонила Рена, что Аяла перевернула все вверх дном в поисках игрушки. Она не попыталась быстренько все оправить, запихнуть под кровать колготки, сунуть под подушку нижнее белье.

– Вот она, – объявила Бат-Шева. – Это моя любимая картина.

Рене показалось, что она выглядит в точности как остальные. По огромному холсту без рамы бежали волнистые синие и зеленые линии – цвета моря. Вихрем свивались яростные плотные мазки. В центре среди линий возвышалась размытая фигура в белом.

– После смерти Бенджамина мы с Аялой ездили на океан. Больше всего люблю его зимой, когда мы там одни. Я заходила в воду, совершенно ледяную, но почему-то мне становилось легче: под ударами волн я чувствовала, что есть в этом мире сила несравнимо мощнее меня. И это я хотела передать в картине, – пояснила Бат-Шева.

Рена всматривалась в линии, пытаясь углядеть то, что описывала Бат-Шева. Но видела лишь синие и зеленые завитки. Не желая обидеть Бат-Шеву, она выдавила улыбку.

– Спасибо, что поделились со мной. Мне стало много лучше, правда.

Она собралась было поблагодарить Бат-Шеву за гостеприимство и распрощаться, как вдруг поняла, что́ все время не давало ей покоя. В доме не было ни единой фотографии, ни семейных портретов у кровати, ни Аялы, ни даже Бенджамина. Рена вроде бы видела несколько альбомов на книжной полке, но они явно были заткнуты подальше и вряд ли Бат-Шева пересматривала их каждый день. Так не похоже на ее собственный дом, где все поверхности были заставлены фотографиями улыбающихся членов семьи, как будто можно сохранить только счастливые моменты и вымарать остальное. Бат-Шева появилась здесь без прошлого, без свидетельств прежней жизни. Может, фотографии напоминали о вещах, которые она предпочитала оставить позади; следы прошлого могли омрачить будущее.

Рена выглянула из окна напротив кровати и сквозь почти прозрачные белые занавески увидела знакомый лабиринт улиц, разбегающихся в обе стороны. Ей показалось, это больше походило не на реальное место, где реальные люди заняты своими непростыми жизнями, а на город кукольных домиков, где все ярко, жизнерадостно и очень основательно устроено. Дома и садики в полном порядке, хозяева надежные и безмятежные. Рена представила Бат-Шеву, которая лежит в одиночестве на этой кровати и смотрит в окно, и наконец поняла, почему она приехала в Мемфис.

4

В следующий четверг многие из нас прогуливались по рядам кошерной лавки Кана, изучая новинки, заказанные мистером Каном. Магазинчик был небольшой, высокие полки ломились от кошерных продуктов: казалось, они вот-вот выплеснутся на улицу потоками мацы Штрайта, фаршированной рыбы Манишевица, сыра Миллера, кедемского вина и имперских цыплят. В обычных продуктовых водились кое-какие кошерные продукты, на них значилось O/U, O/K, Star-K – что-то вроде тайных кодов, понятных нам одним. Но многого там было не найти, поэтому мы всегда заходили в лавку за свежей курицей и кукурузной мукой для панировки, нежирной заправкой для салата, мукой из мацы, жарким из говядины и солеными помидорами.

– Такого я еще не видела! – воскликнула Рена Рейнхард. – Готовый паштет со вкусом печенки.

Она положила в корзину две упаковки. Муж обожал домашний печеночный паштет, и раньше Рена часами возилась с готовкой, но теперь, когда они бесконечно ругались, она больше не собиралась горбатиться. Пусть сам делает, если так уж приспичит.

Ципора Ньюбергер пробежалась по списку покупок, вытащила из сумочки карандаш и принялась вычеркивать то, что уже лежало в корзине.

– Осталось только три пункта, – она покачала головой. – У них опять закончились железные мочалки.

– Разве в «Пигли Уигли» их нет? – спросила Рена. – Мне кажется, я видела вчера.

Ципора пожала плечами. Она не ходила в «Пигли Уигли». Хотя там и продавались кошерные продукты, она считала, что само название делает все мероприятие трефным. Разок она все же наведалась, и там оказалось в точности так, как она опасалась: огромные изображения улыбающихся красных свинок на стенах, на тележках, даже на пакетах молока. У Ципоры было ощущение, что ее пытаются соблазнить: отведай хоть немножко бекона, хоть ломтик ветчины! Сердце бешено заколотилось, и она выскочила на улицу.

Пока Ципора выясняла у мистера Кана, когда ожидается поставка кошерных железных мочалок из Бруклина, в лавку влетела Бат-Шева. Она схватила тележку и усадила в нее Аялу. Быстро объехала магазин, не остановившись сравнить меню для шабата, спросить рецепт новых закусок или особого десерта. Тележка наполнялась вещами, которые покупает только тот, кто сам не готовит: замороженные рыбные палочки, консервированная фасоль и ячменный суп, упаковка крекеров, виноградное желе и две халы.

– Кто-то явно очень спешит, – отметила Бесси Киммель.

– Она же из Нью-Йорка, чего вы хотите? – покачала головой Хелен Шайовиц.

– Не знала, что у нее есть куда так торопиться, – сказала Бесси.

– Хотела бы я, чтобы мне было куда, – произнесла Хелен. Она носилась весь день: от зубного через химчистку на занятия щадящей аэробикой, на которые записалась недавно, – и ничто из этого ее, прямо скажем, не манило.

Бесси потрепала Хелен по плечу.

– Что-то не так?

– Просто устала. Устала готовить на шабат. – Хелен потерла лоб, пытаясь унять головную боль.

Знакомое нам чувство. Неделя за неделей мы проводили половину четверга и всю пятницу за готовкой и уборкой, и хоть раз хотелось бы передышки. Стоило закончиться шабату, уже надо было думать о следующем: озаботиться новым меню, позвать новых гостей, снова чистить серебро и гладить скатерти.

– Купи готовую еду, – посоветовала Бесси. – Я так все время делаю. Покупаю в «Шик перекусе», сдабриваю солью-перцем и перекладываю на свои блюда.

– А что, если кто-то спросит рецепт?

– Придумай. Пара яиц, оливковое масло, ложкой муки больше или меньше – какая разница? – сказала Бесси. Чтобы подбодрить Хелен, она решила рассказать историю, которой ни с кем еще не делилась. – Как-то к нам на ужин были званы Леви, а у меня не осталось времени на картофельный кугель. У меня был какой-то очень замысловатый рецепт с яичными белками и ста разными приправами. Я только собралась затеяться, но смотрю – шабат уже через час. Схватила готовую смесь и быстренько все состряпала. Подала, не говоря ни слова. И представь, миссис Леви принялась нахваливать, сказала, что такого кугеля в жизни