этом что-то себе под крючковатый нос. Я присела в книксене и спросила:

– Вы ли экономка замка Санси?

– Допустим, – буркнула женщина и смерила меня взглядом. – Ты кто такая?

– Я пришла наниматься на работу.

– Поди прочь, нам не нужны слуги.

– Я слышала, вам нужна прачка.

– Здесь не нанимают случайных людей! Не ферма, чать, а замок его светлости герцога де Санси!

– Но, благородная дама, раз уж я здесь, могу помочь вам в чём-нибудь, – уже почти с отчаяньем взмолилась я. – И платить мне не надо, я буду работать за кров и еду!

– Прочь, сказала! Или кликнуть лакея, чтоб спустил молосса?!

– Не надо лакея, – упавшим голосом ответила я ей и вздохнула. Что ж, ничего не поделаешь…

– Мадам, мадам!

В кухню ворвалась совсем юная горничная с рыжими кудряшками из-под чепца. Лицо её было перекошено от тревоги. Экономка поджала губы и покачала головой:

– Гризель, не нужно так кричать. И почему ты бегаешь по замку?

– Это Лизетта, мадам Трикотан! У ней падучая опять!

Мадам, которая казалась мне образцом чопорности и невозмутимости, побледнела, всплеснула руками и бросилась вон из кухни. Горничная за ней. Недолго думая, я уже бежала вслед, слыша сзади перестук деревянных сабо Соланж. Не зря, ой не зря всё это тра-ля-ля! У Лизетты падучая… Я видала такое. Жаннина зарабатывала немного денег, собирая лекарственные травы и продавая их горожанам и крестьянам. Она и сборы умела заваривать, и меня немного учила. Против падучей нужны цветки пижмы, листья кошачьей травы и… ещё что-то, вертится на языке… Потом вспомню!

Пока что мы оказались в одной из комнаток замка на первом этаже, видимо, тут жила прислуга. Девушка моих лет билась в судорогах на полу, и её голова отбивала неровно удары о не прикрытые половиком камни. Экономка упала на колени и схватила руками девушку за затылок, запричитала:

– Бедная моя, бедная моя Лизетта! Ложку дай, Гризель! Скорее же ложку!

Ложку, да, так делали с Лореттой, дочерью мясника, которая страдала падучей. Чтобы язык не прикусила…

Меня дёрнули за рукав, а я не могла оторвать взгляда от бедной девушки, у которой уже и пена изо рта пошла. Как же жалко больных! Как жалко, когда не можешь их вылечить… И Жаннина всегда так говорила, скорбно поджимая губы, а потом прижимала головы моих сестёр и братьев к животу, будто желая защитить от болезни.

– Что? – спросила сквозь зубы у Соланж. Зачем мне этот ребёнок здесь? Без неё было бы проще…

– Можно, я попробую? – спросила она робко.

– Что ты хочешь попробовать?

– Я должна взять её за руку…

Уже не слушая моего ответа, девочка приблизилась к Лизетте и опустилась рядом с ней, устроилась, скрестив ноги, и взяла ладонь больной. Замерла. Мадам Трикотан зыркнула на Соланж и воскликнула:

– Ах, оставь мою дочь в покое!

Но Соланж закрыла глаза и второй рукой принялась ощупывать всё тело Лизетты, которое сотрясалось в судорогах. Поднявшись до груди, едва слышно вскрикнула, пока старая экономка пыталась оттолкнуть девочку. Моя маленькая компаньонка упрямо цеплялась за больную, сосредоточенно молчала вглубь себя, а мне стало страшно. Неужели она лечит наложением рук? Но это же…

О нет! Тайна сестры Паулины слишком велика для меня одной! Я не смогу долго держать её в себе. Конечно же, если всё именно так, как я думаю. Надо подождать и проверить мои домыслы.

Поэтому я подошла к экономке и осторожно придержала её ладони:

– Отпустите Соланж, дайте ей попробовать.

– Что она делает с моей девочкой?!

– Лечит, – сказала я просто и отступила.

Лизетта уже почти перестала биться в падучей. Её лицо расслабилось, стало спокойным. Это убедило экономку, и та выдохнула с облегчением. Соланж же посидела ещё немного, потом открыла глаза и сказала спокойно:

– Она здорова. Больше не будет такого.

Глаза её закатились, и девочка упала бы на каменный пол, если бы я не подхватила её голову. Зато Лизетта застонала и попыталась сесть:

– Что со мной было, матушка? Опять падучая?

– Девочка моя, слава господу! – мадам Трикотан обняла дочь и закачала её в объятьях, потом бросила Гризели: – Пусть отнесёт девочку в прислужницкую, дай им кровать внизу.

Она смерила меня взглядом, который стал подозрительным, и предупредила:

– Если не будешь прилежно трудиться, если хоть раз замечу в воровстве – выгоню, даже не сомневайся! Даю тебе шанс только из-за Лизетты.

– Благодарю вас, мадам, – я подняла бесчувственную Соланж на руки и кивнула. – Я не подведу вас.

Прислужницкая находилась в самых тёмных закоулках старинного замка. Большая комната с низким потолком, с тремя маленькими окошками, похожими на бойницы, и с массивным деревянным коробом посредине. Короб был кроватями. В два этажа, в четыре стороны, кровати были закрыты раздвижными дверцами. Гризель открыла нижнюю створку и обернулась ко мне:

– Вот тут будете спать. Не боись, тут не холодно ночью, надышим. А вещи я переложу, тут я сплю. Сама наверх полезу.

– Спасибо тебе, – ответила я и осторожно уложила Соланж на одеяло. Девочка пробормотала что-то сонно и отвернулась к стене. Я накрыла её, пусть спит. Магия целительства должна выпивать много сил… Как у сироты из божьего приюта оказался такой дар? Разве не принадлежит он испокон веков королевской семье? И, если так, это может означать только то, что сестра Паулина согрешила с королём.

Тогда ещё с дофином.

Но разве не наследуют этот дар только старшие мальчики в роду?

Вздохнув, я решила, что подумаю обо всём этом позже. Пока что дар Соланж позволил мне остаться в замке Санси и приблизиться к проклятому герцогу. Это удача чистой воды, и теперь не надо спрашивать себя, зачем я забрала девочку с собой. Если бы не она…

– Куда определит меня на работу мадам Трикотан? – спросила я у Гризель. Та пожала плечами, огляделась и ответила заговорщически:

– Старуха будет тебя шпынять постоянно, а ты не ведись. Да, мадам, нет, мадам, не знаю, мадам. Она любит это: когда ты вежливо и спокойно говоришь. Терпеть не может, когда прислуга суетится.

– А хозяин сейчас в замке?

– Тебе-то что до этого? Хозяин, когда приезжает, пьёт со своими товарищами да посуду бьёт… В прошлый раз ка-а-ак швырнёт бутылку! Ух я испугалась! А он ничего, он отходчивый.

– А семья есть у него? Жена, дети…

– Что ты! Один-одинёшенек! – она понизила голос и зашептала: – Бирюк он. За что его любит наше королевское величество – ума не приложу! Ты только не повторяй никому, слышишь? А то меня накажут розгами, будешь ты в этом виновата!

– Не повторю, – усмехнулась я. – Платят