Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нет. Конечно нет. Мне нужен ты!
– А почему ты сам не позвонишь?
– Я… меня задержали.
Следует неприятная пауза.
– Тебя задержали?
– Все не так, как ты думаешь, не волнуйся. У нас тут просто возникло небольшое недоразумение.
– О нет, – стонет Дэвид. – Ты в тюрьме, да?
– Да не в тюрьме я, – поспешно говорит Габриэль. – Меня арестовали, я в полицейском участке. И скоро выйду отсюда.
– Ну да. Понятно. Недоразумение. – Дэвид вздыхает. – Что ты натворил?
– Это сейчас…
– Неважно? – раздраженно перебивает его Дэвид. – А что важно? Мне двадцать лет пришлось привыкать к мысли, что ты мертв или еще бог знает что с тобой случилось, а теперь ты как ни в чем не бывало звонишь мне из камеры и я должен разыскивать твою пропавшую подружку? Что за бред?! Ты из психушки сбежал? Или наркотой обдолбался? Ты представляешь себе, какой это все бред?
«Из психушки».
Габриэль поджимает губы.
– Ты мне не веришь, – горько говорит он.
Молчание.
Только дыхание Дэвида в трубке.
– Ладно, – наконец сдается Дэвид. – Прости меня, ну, насчет психушки. Но серьезно, я не знаю, во что должен верить. В последний раз, когда я тебя видел, тебя силком запихнули в смирительную рубашку. Ты был просто недееспособен.
– Меня накачали наркотой.
– Ты сам себя много лет накачивал наркотой.
– Ах, вот, значит, как дело-то было! Хорошо, что ты напомнил! – У Габриэля живот сводит от ярости. – Но если даже и так… Неудивительно после того, что они со мной вытворяли.
– Не думаю, что у них была какая-то альтернатива…
– Это у меня не было альтернативы. У меня! – кричит Габриэль.
«Наш разговор ходит по кругу, – думает он. – Мы едва начали говорить, а он уже пошел по кругу».
– Дэвид, послушай. Неважно, что тогда случилось. Я не принимаю наркотики уже почти девятнадцать лет. Ты должен мне поверить. Пожалуйста.
Дэвид ничего не говорит. Тишина накатывает и отступает, как волны, бьющие в песчаный берег.
– Ты ходишь на могилу? – спрашивает Дэвид.
Габриэль вздрагивает. Этот вопрос застает его врасплох, как грабитель в темном переулке.
– Иногда, – говорит он. На самом деле после похорон он был там всего один раз. – А ты?
– Каждые два-три месяца.
На мгновение Габриэль вспоминает царившее раньше в их отношениях доверие. Тогда, в той общей детской с голубыми стенами и окошком, в которое стучал дождь. С постером Люка Скайуокера на стене и игрушечными световыми мечами на полке. Все видится ему настолько ясно, отчетливо, будто он смотрит на свою жизнь из озаренного светом Зазеркалья. Та жизнь, где были постеры, полки и кровати. И родители. У Габриэля сжимается горло, ему приходится откашляться.
– Помоги мне, Дэвид. Пожалуйста.
– Хорошо. Я попытаюсь.
От облегчения кружится голова.
– А знаешь, – задумчиво говорит Дэвид, – что сейчас ты впервые меня о чем-то попросил?
– Что?
– Серьезно. Мне кажется, это самые рассудительные слова, которые я от тебя когда-либо слышал.
Габриэль потрясенно молчит.
– Когда на нее напали?
– Прошлой ночью, во Фридрихсхайне, около полуночи.
– Хм… Фридрихсхайн. Частная клиника «Вивантес» находится прямо у парка.
Габриэль, опешив, присвистывает.
– Черт! И как я не подумал!
– Наверное, ее отвезли туда. Эта больница ближе всего. Я заеду туда. Как ее зовут?
– Кого?
– А ты как думаешь, кого? – передразнивает Дэвид.
– Ну да. Лиз. Лиз Андерс.
– Лиз Андерс? – Дэвид потрясенно молчит. – Та самая Лиз Андерс?
Габриэль раздумывает, что ему сказать на это. «Да»? Почему-то этот ответ кажется ему неподходящим. Он представляет, как брат замер в задумчивости. Отдельные мысли наваливаются друг на друга, как костяшки домино, и вся конструкция рушится. Щелк-щелк-щелк…
– Ты встречаешься с Лиз Андерс? Журналисткой? То есть ты уже давно живешь здесь, в Берлине?
– Да.
– Насколько давно?
– Насколько давно я живу в Берлине?
– О господи, да! Прекрати тянуть кота за хвост.
– Я отсюда и не уезжал.
Еще одна костяшка домино. Щелк… Наверное, Дэвид думает, как Габриэлю удалось не пересечься с ним в городе за последние двадцать лет.
– Это… это безумие какое-то, – бормочет Дэвид. – Я…
– Так, хватит, – прерывает разговор полицейский. – Время вышло. Хватит. – Он стучит по узкой планке у окошка, на которую обычно ставят тарелку с едой.
– Мне нужно заканчивать разговор, – поспешно говорит Габриэль. – Я с тобой свяжусь, как только…
– Эй, я же сказал, хватит! – Морж стучит ладонью по двери.
– Ладно-ладно. – Габриэль передает ему трубку.
Голос Дэвида все еще слышится.
– Алло? – переспрашивает Морж. – Кто это? – Он слушает, затем презрительно фыркает. – Подозрение в убийстве, – говорит он и отключается.
Подозрение в убийстве. От этих слов у Габриэля мурашки бегут по спине, хотя он и знает, насколько абсурдна вся эта ситуация.
– Что это за адвокат такой? – спрашивает Морж.
– Мне не нужен никакой чертов адвокат!
Полицейский качает головой, словно кто-то только что сказал ему, мол, Солнце вращается вокруг Земли, а не наоборот. Резким движением он захлопывает окошко.
«Ну надо же, – ворчит голос в голове Габриэля. – Этот коп звезд с неба не хватает. Но по сравнению с тобой этот толстяк – просто гений».
«Оставь меня в покое».
«Именно о том и речь, Люк. О покое. Этого-то я и хочу. Вот только то, что ты вытворяешь, ни к какому покою нас, к сожалению, не приведет. Мы тут с тобой застрянем надолго. “Мне не нужен адвокат”! Вот что за дерьмище, а? Ты что, думаешь, нас Дэвид отсюда вытащит? После того как коп ему сказал, что тебя обвиняют в убийстве?»
«Главное, что Дэвид позаботится о Лиз».
«Лиз! Да сколько можно?! Ты нас обоих убьешь, ты это понимаешь?»
Берлин, 2 сентября, 10: 58
Дэвид стоит посреди коридора. Опускает телефон в карман пиджака. «Подозрение в убийстве».
Он оглядывается в поисках Шоны, но та уже куда-то ушла. Из монтажной доносятся обрывки интервью, один и тот же обрывок повторяется снова и снова.