— Извините, я перебрала немного, не каждый день лучших друзей теряешь, и я, наверное, поеду домой сейчас. Очень жаль, что так получилось, — виновато улыбнулась Элеонора. — А тут еще Фарятьев. — Разумовская добела сжала кулачки. — Ненавижу его!..

— Не обращайте внимания, — вздохнула Диана.

— Вы Диана, да? Мне Виолетта Генриховна много рассказывала о вас, — вдруг без всякого перехода изрекла Элеонора. — Вы очень хорошая, я бы хотела с вами подружиться.

— Я буду очень рада, — улыбнулась Диана.

Элеонора покопалась в сумочке и вытащила визитную карточку.

— Вот возьмите, позвоните мне завтра вечером, я буду свободна, можем встретиться и поговорить.

Проводив Элеонору до машины, Диана вернулась за стол.

Народ уже основательно нагрузился, кто-то заканчивал горячее, а кто-то уже принялся за десерт. За столом стоял гвалт. Говорили все одновременно. Повод, по которому собрались, как будто забылся.

Лурье обсуждала с композитором проблему, связанную с неукомплектованностью штата преподавательского состава.

— Старые уходят, а ведь новых хороших педагогов по пальцам можно пересчитать, — горячилась директор. — Вы вспомните, когда вы учились…

— Да и молодежь сейчас не та, — вздыхал композитор.

Фарятьев переместился со своего места на место Дианы и, сощурившись, что-то тихо втолковывал Ирме Юрьевне. Суржиков, вытянув шею, с любопытством прислушивался к их разговору.

Диана опустилась на место Фарятьева, и до нее донеслось:

— Уверен, что Виолетта этой выскочке их подарила.

— Да брось ты, — прошипела Ирма Юрьевна. — Она при жизни никогда бы с ними не рассталась, а вот завещать ей могла. Нужно про завещание узнать, наверняка оно есть.

— А где узнать? — пробурчал Фарятьев.

— Так ведь… — Недоговорив, Ирма Юрьевна заметила Диану и замолчала.

— Ну? Где? — недовольно забубнил Игорь Алексеевич.

Ирма Юрьевна украдкой толкнула его в бок, он обернулся и тоже увидел Диану.

— А где Элеонора? — мрачно спросил он.

— Домой уехала, — мило улыбнулась Диана.

— Как домой? — разозлился Фарятьев. — Вот и видно, как она любит свою учительницу! Как, однако, слава портит людей!

— Вы несправедливы к ней, она как раз очень переживает смерть Виолетты Генриховны, ей даже плохо стало, — заступилась за Элеонору Диана.

— Меньше коньяка надо жрать, — хихикнула в кулачок Ирма Юрьевна.

За окнами стемнело, люди стали прощаться и покидать кафе. Ушла директор в сопровождении композитора, за ней стали подтягиваться к выходу и остальные.

Вскоре в зале остались Фарятьев, Ирма Юрьевна и Диана с Суржиковым.

Фарятьев сильно напился, Ирма Юрьевна с помощью Суржикова с трудом вывела его на улицу и усадила в такси. Ирма Юрьевна поехала с ним, а Диана и следователь пошли пешком к метро.

— Как вам мероприятие? — вздохнула Диана.

— Колоритное, — усмехнулся Суржиков. — Кстати, а о чем говорили ваши соседи по столу?

— Про какое-то завещание…

— Завещание? — растерянно повторил следователь. — Действительно, надо узнать, оставила ли Вебер завещание.

Чтобы жена ни в чем не нуждалась, Моцарт работал как каторжный. Уроки и концерты приносили неплохой доход, но внезапно закрыли Немецкую оперу. Вольфганг пришел в отчаянье: неужели победил итальянец Сальери? Он знал: закрытие проекта императора Иосифа могло означать лишь одно — конец немецкой музыке и благоприятное развитие итальянской, которую пропагандировал Антонио Сальери.

А тем временем девятнадцатилетняя Констанция Моцарт ждала первенца. И Вольфганг страдал, что отец до сих пор относится к его супруге с неприязнью. Он надеялся, что после женитьбы, познакомившись с невесткой, Леопольд полюбит ее. Молодожены решили поехать в Зальцбург в начале октября 1782-го, но в силу разных причин поездку перенесли сначала на ноябрь, потом на декабрь, потом и вовсе на весну. Но весной 1783 года Констанция должна была родить ребенка. Путешествие пришлось отложить: один Вольфганг в родной город не поехал.

Фрау Вебер, мать Констанции, — женщина с чрезвычайно тяжелым характером, к тому же имевшая склонность к спиртным напиткам. Моцарт не мог доверить ей жену и навестить отца. Леопольд обижался на сына, и это еще больше отдалило его от невестки.

Моцарты решили ехать в Зальцбург в июле, но крошку Раймонда Леопольда, очаровательного крепкого малыша, с собой не взяли, а оставили с нанятой кормилицей.

В честь отца Вольфганг дал своему первенцу среднее имя Леопольд и надеялся, что сердце родителя смягчится и он примет мать своего внука с любовью, но ожидания не оправдались, Леопольд и Наннерль встретили новую родственницу очень холодно.

До женитьбы Моцарт дал обет, что если все пройдет хорошо с обручением, то он напишет мессу. Но работа над ней продвигалась медленно, и закончить мессу Вольфгангу удалось только, когда он с женой гостил у отца. Премьера нового творения состоялась за день до отъезда молодых из Зальцбурга, 26 октября 1783 года в церкви Святого Петра. Констанция спела партию сопрано, написанную специально для ее голоса.

Главная цель Моцарта, ради которой совершалась поездка — изменить отношение родных к его женитьбе, — провалилась, более того, оскорбленная плохим приемом Констанция возненавидела свекра и золовку. Вольфганг покинул город своего детства с душевной болью, печалью и разочарованием.

В 1784 году Моцарт под влиянием своего друга барона Ван Свитена вступил в масонскую ложу «За благотворительность».

Чтобы содержать семью, Вольфгангу приходилось давать бесконечные концерты, как частные, так и публичные, выступления составляли его основной доход. Он был участником постоянных музыкальных собраний у графа Эстергази, у барона Ван Свитена, у князя Голицына, у графини Тун и у множества других богатых жителей Вены. Во многих домах не было фортепиано, и Моцарту приходилось привозить инструмент с собой. Но за эти собрания его щедро одаривали.

Помимо всего прочего, Моцарт выступал на концертах по подписке, когда собирались до двухсот человек, вносили деньги и составляли большие программы. Зачастую после утомительного концерта композитор по требованию публики садился за фортепиано и импровизировал.

А возвращаясь домой с концертов, он продолжал работать до глубокой ночи. Моцарт любил работать ночью. Ночь распаляла его воображение, уносила в бесконечность, в ночи рождалась удивительная, глубокая, страстная и нежная музыка.

Вскоре его титанические усилия стали приносить достойные гонорары. Он находился в зените славы и теперь мог позволить себе многое.