– Ладно-ладно! – воздев руки к небу, воскликнул Антон. – Твое дело – твое, а мое – только мое.

– Ну вот и умница! – похвалила я, потрепав его по руке. – Но ты все-таки задумайся, Антоша. О своей жизни задумайся, ведь не мальчик уже, а здоровье, если потеряешь, не вернешь. Зачем тебе травиться?

– Я думал, мы договорились… – криво ухмыльнулся парень. – Каждый занимается только своим делом, верно?

* * *

Сегодня решила зайти в универмаг: одежды, взятой мною из дома, явно не хватало. Мама настояла на том, чтобы самой собрать мне чемодан, и, естественно, позаботилась о теплых вещах, прослышав о том, что в Скандинавии прохладно даже в июле, так что легких футболок и брюк среди моего «багажа» оказалось всего ничего. Погода же, как назло, стояла невероятно жаркая – столбик термометра показывал тридцать два градуса! Думаю, ничего не может быть хуже жары в городе, особенно таком влажном и грязном, как мой родной Питер. Возможно, меня обвинят в отсутствии патриотизма, но я не считаю патриотизмом восхваление того, от чего меня с души воротит, лишь потому, что я тут живу. Жара заставляла все, чего не замечаешь в прохладную погоду, вылезать наружу: жуткие запахи прогорклого масла и мяса сомнительного качества, доносившиеся из уличных киосков по продаже хычинов и чебуреков, а также «ароматы» близлежащих помоек; толстый слой пыли и грязи на асфальте, плавящемся на солнце, словно масло на огне.

Я убеждала себя в том, что моя поездка – всего лишь необходимость, но в глубине души понимала: это не совсем так. Я просто устала от своего вынужденного одиночества.

Кондиционер в торговом центре успокаивал мою разгоряченную солнцем кожу, и я с удовольствием предалась одному из своих любимых занятий – разглядыванию витрин. Цены пугали нулями, но мне все же удалось приобрести по распродажной цене парочку топов и легкие белые джинсы. Также я купила две пары сандалий (по цене одной, как гласила надпись на ценнике) и длинную цветастую юбку, которая, конечно, больше подходила для пляжа где-нибудь в тропиках, но мне уж больно понравились ее глубокий синий цвет и крупные бордовые лилии.

Настало время возвращаться, ведь я выполнила свой план и, что гораздо важнее, исчерпала материальные резервы. О том, чтобы идти пешком с сумками, не могло быть и речи – жара и тяжести несовместимы. Следуя указаниям Лицкявичуса, я старалась в автобусе не ездить: конечно, мало шансов встретить знакомых так далеко от мест, где я живу и работаю, но наш мир такой маленький! Но сейчас я решила все же прокатиться на общественном транспорте. И меня удивило количество пассажиров в столь ранний час: предполагается, что днем большинство людей должно работать.

Автобус притормозил, и женщина, сидевшая рядом со мной, заторопилась к выходу, проталкиваясь сквозь толпу.

– Не возражаете?

Я удивленно подняла глаза: Лицкявичус ловко опустился на сиденье рядом со мной, прежде чем ушлая девица, надувшая во рту пузырь розовой жвачки, успела среагировать и опередить его.

– Вы? Здесь? – недоуменно пробормотала я.

– Ехал за вами.

От него пахло табаком и дымом. Обычно мне этот запах не нравится: ни мой бывший муж, ни Олег не курят, и я всегда считала отсутствие пагубного пристрастия к сигаретам большим плюсом в мужчине. Тем не менее, как ни странно, Лицкявичусу это шло – и сигаретный дым, и то, как его запах смешивался с ароматом дорогой туалетной воды.

– Мне было необходимо развеяться… – начала я. Но он прервал меня:

– Не надо оправдываться – дело житейское. Честно говоря, удивлен, что вы вообще выдержали так долго. Для вашей деятельной натуры сидение в одиночестве должно казаться настоящим кошмаром.

Я пристыженно опустила глаза. Глава ОМР назвал меня деятельной, но вся моя «деятельность» пока что так ни к чему и не привела!

– Вика передала мне все, что вам удалось выяснить, – продолжал Лицкявичус. – Мы проверили старшую медсестру – похоже, она рассказала вам правду о своем семейном положении. Еще вы просили узнать насчет медбрата…

– Кстати, о нем есть информация! – воскликнула я, радуясь случаю продемонстрировать хоть какие-то полезные сведения.

После моего краткого рассказа о стычке с Антоном и последующем разоблачении его воровства со склада медикаментов Лицкявичус некоторое время молчал.

– Что ж, – произнес он наконец, – это вполне согласуется с тем, что я о нем узнал. Антон Головатый работает в Светлогорской больнице чуть больше года. Судя по отзывам, молодой человек на довольно хорошем счету, а легкие нарушения, например, мелкое вымогательство и злоупотребление горячительными напитками, ему прощают благодаря покровительству старшей медсестры и заведующей отделением, считающей его незаменимым. Но есть одна странность.

– Какая? – жадно впилась я глазами в лицо говорившего.

– До того как Антон появился в больнице, сведения о нем напрочь отсутствуют!

– Серьезно? Да как же такое возможно?

– Вот то-то и странно, – кивнул Лицкявичус. – Я напряг всех своих знакомых в органах, но никто так и не сумел ничего путного выяснить. Создается впечатление, что этого человека не существует…

– Так же, как и моей Анны Евстафьевой! – вырвалось у меня.

– Вот уж нет, – возразил глава ОМР. – Анна как раз существует, только живет она теперь не в Питере, а в Колпине, работает в местной больнице. Она никогда не приезжает в город, потому что все в «вашей» биографии правда – и муж, отобравший квартиру, и отсутствие детей. Мы специально подобрали женщину, информация о которой была бы правдивой: в случае чего любой сможет выяснить правду о ней и увидеть, что она полностью совпадает с вашей «легендой». А вот Головатый… Что-то с ним наверняка нечисто. Поэтому, Агния, будьте предельно осторожны: его агрессивное поведение, конечно, может являться следствием злоупотребления наркотиками и седативными препаратами, но вполне вероятно, медбрат является одним из звеньев в цепи нарушений и злоупотреблений в Светлогорке. Как, например, ему удается доставать медикаменты в таких количествах?

– Может, он знаком с парнем на складе? – предположила я.

– А может, их больше, чем двое.

– Наверное, я зря попросила Антона разыскать пропавших пациентов? – неуверенно спросила я. – Если он с этим связан…

– Вы все сделали правильно, – вновь перебил Лицкявичус. – Поиском пациентов занимаетесь не только вы, но никто до сих пор не выяснил хотя бы той малости, что удалось вам. По крайней мере теперь мы точно знаем, что Тихомирова и Стариков лежали в Светлогорской больнице и что сведения об их выписке отсутствуют в записях отделения. Возможно, они есть в бумажном варианте. Или где-то еще.

– Например, в приемном отделении, – подсказала я. – Мне так и не удалось покопаться в их компьютере, хотя я честно пыталась – дежурные ни на минуту не оставляют его без присмотра! Надеюсь, Антону удастся воспользоваться своими связями.

– Поживем – увидим, – согласился Лицкявичус. – Но, Агния, запомните одно: как только вы почувствуете, что запахло жареным, тут же свяжитесь со мной или с Викой и уносите ноги. Вам ясно?