— Черная Стрела, — в конце концов заявил приятель.

Мизантроп растерялся. Черная Стрела не был ни героем, ни злодеем. Он входил в банду персонажей мутантов, известных как Нелюди, и был самым благородным среди них. На правах лидера он молчал как рыба. Собственную мощь он демонстрировал только полетами, однако весь смысл его существования сводился к тому, что он умел держать язык за зубами. В этом персонаж был очень силен. Звук его голоса являлся посему как бы тайным и не задействованным до поры оружием огромной разрушительной силы. Вроде атомной бомбы. Казалось, произнеси Черная Стрела хотя бы один звук, и весь мир развалится пополам. Однако этот лидер по большей части скрывался где-то в горах и медитировал… На какую тему? Возможно, он размышлял о природе своего проклятия и прикидывал, что бы такое произнести и никому не причинить при этом вреда.

Странный выбор приятеля беспокоил Мизантропа. Рядом во дворе дико кричали школьники. Он быстренько сменил тему и никогда больше не заговаривал с Ужасным о комиксах Марвела. А дома, закрывшись в спальне, он принялся изучать поведение Черной Стрелы, пытаясь понять, чем этот молчаливый персонаж так привлек к себе его товарища. Возможно, ответ таился на просторах необъятной вселенной, созданной воображением автора, в том месте, где Черная Стрела прекращает медитировать и ведет себя как ничем не сдерживаемый герой или злодей. К сожалению, Мизантроп так никогда и не нашел комикса с подобным сюжетом.

Самоубийство, заключил Мизантроп. Генетик должен изучать феномен суицида, пытаясь выделить его в качестве отдельного фактора человеческого генома. «Код Сильвии Плат» — так можно назвать рассказ. Генетик пытается репродуцировать феномен в экспериментах на животных. Правильно. Очень хорошо. Пусть развивает тягу к смерти у животных до появления какой-нибудь особи, страстно желающей покончить с собой. Именно к такой сути дела стремился Мизантроп. Только вот какое животное подойдет для подобного опыта? Нужно взять какую-то трогательную и вызывающую умиление чистую скотинку. Овечку. Да, именно. А название будет такое: «Овца Сильвии Плат».

Для исследования феномена самоубийства ученые выводят особую породу овец. За овцой Сильвии Плат ведется особое наблюдение, как за преступником, у которого отнимают потенциально опасные предметы — шнурки и ремень. Затем овца Сильвии убегает. Да, точно. Создания типа Франкенштейна всегда убегают, только тут трюк в том, что овца несет угрозу не одной лишь себе. Что же дальше? У Мизантропа чесались руки написать что-нибудь поскорей. Он горел желанием создать шедевр. Овца Сильвии Плат обладает особым даром сообщать другим о своем несчастье. Как обезьяны на одном острове научились друг у дружки намывать морских моллюсков и вскрывать их при помощи кокосов, так и наша овца вызывает в других животных тягу к смерти. У всех, кто встречается на ее пути, кроме, разумеется, людей. У кошек, собак, коров, жуков, моллюсков. И каждое зараженное существо передает свою болезнь другим пяти-шести тварям, перед тем как покончить с собой. Люди не в силах предотвратить это безумие. Возникает эпидемия самоубийств среди всех представителей животного мира на планете.

Отлично! Все верно! Пусть несостоявшийся герой Черная Стрела поет трогательную арию — ему не остановить овцу в ее стремлении к смерти!

В своем воображении Мизантроп вдруг увидел овцу, бредущую по одному из рассказов Ужасного. Сначала ее никто не замечает, так как принимают за частичку пасторального ландшафта. Однако уникальный дар овечки, следствием которого является гибель всего живого во вселенском масштабе, постепенно становится очевидным для окружающих. Так сам Ужасный исподволь протаскивает золотые слитки отчаяния в свои утопии. Овца Плат явится чистым и разрушительным продуктом черной мизантропии. Сочинитель нанесет смертельный удар этим творением по Ужасному Утописту. Возможно, он пошлет новый рассказ в журнал «Энкареджинг».

Еще лучше подослать овцу домой Ужасному, чтобы она легла прямо на его письменный стол. Вот тебе, трагический немой. Получи, негодяй! Прикоснись к унылой мордочке овцы, утри слезливые выпуклые глаза. Попробуй отговорить ее кончать жизнь самоубийством, если только у тебя хватит мужества привести свои оптимистические доводы. Объясни бедной овечке, что жизнь — стоящая штука. А если не удастся, следуй за скотинкой на край обрыва и бросайся в бездну. Падай вместе с ней, парень.

В этот момент раздался стук в дверь.

Мизантроп пошел открывать. На пороге стояла овца. Писатель посмотрел на часы — девять сорок пять. Он не мог ответить на вопрос, зачем ему понадобилось уточнить время. Просто так он чувствовал себя уверенней. Весь день впереди. Успеет еще продолжить работу после встречи с нежданным гостем. За окном слышались детские голоса. Теперь прибыли опоздавшие школьники. Каждый день сотни учеников опаздывали на занятия. Интересно, ждала ли овца вместе с ними сигнала постового, разрешавшего перейти дорогу? Или, может быть, она отчаянно бросилась в транспортный поток, рискуя погибнуть под колесами?

Он уверял себя, что животное лишено голоса. Но овца вдруг заговорила.

— Можно войти? — спросила она.

— Да, конечно, — промямлил Мизантроп.

Предложить ей сесть на диван и налить чего-нибудь выпить? Овца не прошла внутрь, но, закрыв за собой дверь, осталась тихонько стоять в прихожей, двигая туда-сюда аккуратными челюстями и без конца моргая. Кстати, глаза у нее совсем не слезятся.

— Итак, — начала овца, кивая головой в сторону письменного стола, где лежали желтые блокноты, остро заточенные карандаши и стояла пишущая машинка. — Вот где творится волшебство.

Она говорила усталым голосом, в котором звучали иронические нотки.

— Ну, не такое уж волшебство, — опроверг ее Мизантроп и тут же пожалел о сказанном.

— Не скромничайте, — невозмутимо продолжала овца. — Вы написали несколько весьма достойных вещей.

— Так вот в чем дело, — сказал Мизантроп. — Вы ведете подсчет?

— Подсчет? — Овца недоуменно заморгала. — Я имела в виду нечто другое.

— Ладно, не важно.

Мизантропу вовсе не хотелось вкладывать свои слова в уста животного. Не сейчас. Пусть она говорит за себя, а ему надо набраться терпения.

Однако овца умолкла и начала мелкими шажками не спеша продвигаться по ковру в глубь комнаты. У сочинителя возникла мысль, не подыскивает ли она мебель с острыми углами, чтобы удариться о них с разбега.

— Вы чем-то расстроены? — спросил он.

Овца около минуты обдумывала вопрос.

— Я знавала лучшие деньки.

Сделав такое высказывание, она уставилась на него абсолютно сухими глазами. Мизантроп встретился с ней взглядом и тотчас отвернулся. В голову пришла ужасная мысль: возможно, овца надеется, что он поможет ей покончить с собой.

Тишина становилась угнетающей. Мизантроп начал рассматривать еще один вариант происходящего. Не посетил ли его соперник, переодетый в овечку?

Он откашлялся и заговорил: