может переломить ход войны за стенами школы. Никто не станет объявлять открытую войну анклаву, обладающему непобедимым бойцом, не говоря уж о ресурсе, который представляет собой человек, умеющий превращать злыдней в ману. Орион надежно устроен в Нью-Йорке – он сын весьма вероятной будущей Госпожи нью-йоркского анклава, ни больше ни меньше. Не сомневаюсь, что авторитет его матери изрядно зависит от него. Шанхайские ребята наверняка прибывали сюда с наказом внимательно наблюдать за Орионом и вести разведку. Вряд ли им было спокойно: за последние три года Орион собрал внушительный клуб поклонников из тех, кому спас жизнь.

Я не предвидела одного – что меня наряду с Орионом повысят до ранга серьезного игрока.

Хлоя не пыталась соврать Магнусу – в любом случае, она не умеет врать. Вместо этого она принялась отчаянно убеждать его в том, что нужно и дальше давать мне ману, а не то… Хлоя подробно живописала потенциальное «не то», рассказав заодно, как я распотрошила подушечное чудовище. Нормальный человек пришел бы в ужас, обнаружив рядом с собой ходячую ядерную бомбу. А Магнус решил, что из этого выйдет отличный подарок для нью-йоркского анклава.

На следующее утро, за завтраком, я бы предпочла вилы его самодовольной роже. Магнус ухмылялся, глядя на сидевших в другом конце столовой шанхайцев, как будто он сделал ловкий ход и завербовал меня. Напоминаю, в прошлом семестре Магнус пытался меня убить. У ребят из Шанхая вид был мрачный и встревоженный. К вечеру я узнала, что они торговались за сведения обо мне и в очередной раз пристали с расспросами к Сударат; один из шанхайцев даже предложил девочке разделитель маны до конца года, что наверняка гарантировало ей жизнь.

– Соглашайся, – с горечью сказала я Сударат. – Хоть кто-то должен извлечь из этого выгоду.

В общем, мне не на что было жаловаться: ньюйоркцы меня не прогнали и не отлучили от вкусной маны. Более того, они с удвоенным энтузиазмом принялись собирать ману, когда выяснили, куда она девается. Потому что они, разумеется, ожидали взамен получить лакомый кусочек, а именно меня – мощное оружие, которое будет тихонько лежать в заднем кармане анклава, готовое к использованию в случае чрезвычайной ситуации. Они с радостью дали бы мне после выпуска именно такую жизнь, о которой я мечтала много лет.

Вот гады.

Через два дня Орион внезапно сказал:

– Слушай, может, после выпуска махнем куда-нибудь?

Я уставилась на него.

– Что?

– Ребята говорили – надо съездить куда-нибудь компанией, – с восторгом продолжал Орион. – Нам дадут автофургон, так что…

Очевидно, Орион увидел мое ошалевшее лицо и догадался, что в этом разговоре есть нечто странное.

Он не просто вслух пытался строить планы на будущее – для этого требовалось предположить, что все мы выживем (даже самые богатые члены анклавов старались не затрагивать эту тему в смешанной компании, а для остальных она просто была табу). Вдобавок Орион полагал, что я добровольно пожелаю тусить с ньюйоркцами.

Конечно, он не сам это придумал. Хлоя как-то на голубом глазу сказала мне, что Орион ничего не хочет, кроме как убивать злыдней, и это полный бред; но окружающие, несомненно, так усердно его поощряли, что этот бред прочно засел у Ориона в голове. И разделитель маны, который он носит, работает только в одну сторону, поэтому Орион вынужден убивать злыдней, если ему нужна мана. А она нужна ему, как всем нам.

Орион запрограммирован на то, чтобы с утра до ночи думать только об охоте на злыдней. Единственным, чего он однажды внятно пожелал, была я. Скорее всего, на моем месте мог оказаться любой человек, который обращался бы с ним как с живым существом, а не как с машиной для убийства чудовищ.

Он многого мог пожелать – дружбы, любви, нормального отношения. Но Ориону было все равно, где сидеть в столовой, какую футболку носить, какие уроки посещать и какие книги читать. Он выполнял задания более или менее исправно, вел себя вежливо и избегал обожающих поклонников, мучаясь из-за этого совестью; если бы я сказала: «Давай пройдемся на руках по коридору», он бы, наверно, пожал плечами и ответил: «Ну давай». У Ориона не возникло бы спонтанного желания отправиться в путешествие. Ему внушили эту идею, и смысл, очевидно, был в том, чтобы втянуть в нью-йоркскую тусовку меня. Раньше ньюйоркцы боялись, что кто-нибудь воспользуется мной, чтобы увлечь Ориона; теперь они пытались воспользоваться Орионом, чтобы заручиться моей помощью.

– Лейк, – произнесла я сдержанно, – скажи Магнусу, что вместо этого хочешь попутешествовать со мной автостопом по Европе, и оцени его выражение лица. А что? Устроим большой тур. Эдинбург, Манчестер, Лондон, Париж, Лиссабон, Барселона, Пиза… – я перечисляла города, где находились известные мне анклавы.

До Ориона дошло; он нахмурился и ушел.

Я гордилась собой до тех пор, пока вечером, когда мы с Аадхьей отправились в буфет за перекусом, на лестнице с нами не разминулись Скотт и Джермен. Они бодро сказали: «Привет, Эль, как дела?» – и, дружелюбно помахав, добавили: «Привет, Аадхья».

Она ответила: «Привет, ребята», как цивилизованный человек, а я выдавила ледяное: «Ага». Как только Скотт и Джермен скрылись из виду, Аадхья посмотрела на меня и спросила:

– Что теперь?

Я не стала рассказывать ей о приятной перспективе совместного путешествия, потому что не желала нарушать табу и проявлять бестактность. Семья Аадхьи жила в Нью-Джерси; хотя она не говорила прямо, что сама хотела бы попасть в нью-йоркский анклав, буквально все маги в радиусе трехсот миль вокруг Нью-Йорка ни о чем другом не мечтали, поскольку они так или иначе этот анклав обслуживали.

– Они не прочь спланировать мое будущее, – коротко ответила я.

Аадхья вздохнула, но, как только мы вернулись к ней и принялись за самодельный десерт – слегка просроченный клубничный йогурт с фруктово-ореховой смесью и консервированными взбитыми сливками (упаковку венских сосисок мы со вздохом отвергли, потому что на ней были не только следы зубов, но и маленький прокус, и странная зеленоватая слизь по краям) – так вот, тогда Аадхья сказала:

– Эль, все не так уж плохо.

Она имела в виду не десерт, который по нашим меркам был просто божественным.

– Нет, – с отвращением ответила я.

– Я не хочу сказать, что они – воплощенное благородство, – продолжала Аадхья. – Ньюйоркцы, конечно, те еще придурки, но любой человек будет задирать нос, если поселится в анклаве. Магнус… ну, признаю, он слишком любит командовать. Однако Джермен нормальный парень. И Скотт тоже. Хлоя так даже слишком мила. И если тебе нравится Орион, хотя, по-моему, он стремный…

– Нет!

– Да!