Он начал с того, что, прыгая в воду, ловил теннисный мячодной рукой. Научившись делать это без промаха, он стал ловить по мячу в оберуки. Хотч отличался необычайно быстрой реакцией, а руки у него были сильные иловкие, и мы все трое – он, Антонио и я – забавлялись тем, что бросали друг вдруга всем, что попадется. Если во время пикника кому-нибудь из нас требоваласьсоль, ему бросали солонку. Если кто-нибудь хотел выпить, в него летела бутылка.Мы бросали решительно все и уже изобрели способ, который позволил бы намбросать на стол стакан вина, не пролив ни капли, как вдруг пришел конец ивеселью, и беззаботным завтракам, и долгим уютным обедам, и крепкомуосвежающему сну после купания – наступил канун боя. Никто и словом необмолвился о предстоящей корриде, пока Антонио не сказал:

– Одеваться я завтра буду в городе, в отеле.

Это была одна из величайших коррид, когда-либо виденныхмною. И Луис Мигель и Антонио отнеслись к предстоящему бою как к важнейшемусобытию в своей жизни. Рана, полученная Мигелем в Валенсии, так счастливооказавшаяся менее тяжелой, чем думали в первую минуту, вернула ему уверенностьв себе, поколебленную фантастическим мастерством Антонио и его поистине львинымбесстрашием.

Антонио был ранен в Пальма-де-Мальорка, и это убеждало ЛуисаМигеля, что Антонио тоже уязвим, а его работу с последним быком в Валенсии ЛуисМигель, к счастью, не видел. Думается мне, что если бы видел, то отказался быот соперничества. Луису Мигелю деньги были не нужны, хотя он очень любил деньгии то, что на них можно купить. Самое главное, к чему он стремился, – этоуверенность, что он величайший из ныне живущих матадоров. На самом деле он ужене был первым, но он был вторым, и в тот день он был подлинно велик.

Антонио ждал боя с той же уверенностью в своих силах, скакой выступал в Валенсии. То, что произошло на Мальорке, не имело значения. Ондопустил небольшую ошибку, больше этого не случится, а потому обсуждать ее сомной не стоит. Он рассказал бы мне, если бы я спросил его, но я не спрашивал.Как всякий профессиональный матадор, он, по крайней мере, один раз в сезонсовершает ошибку – это и произошло в Аранхуэсе. Так как он работает почтивплотную к быку, и работает честно, подвергая себя реальной, а не мнимойопасности, то малейшую его ошибку немедля исправляет своими рогами бык. Так каку быков, с которыми он имеет дело, рога не подпилены, то эти быки не лишеныспособности измерять расстояние, и такой бык может всадить рог, куда пожелает.Поэтому Антонио находил вполне нормальным, что за каждую ошибку онрасплачивается раной и попадает в больницу. Он этого ждал и принимал как должное.Но, работая, как работает он, ошибаться нельзя. Это он знал. Он совершилнебольшую ошибку, понял ее и от души радовался, что она обошлась ему такдешево. Он уже давно решил, что он лучший матадор, чем Луис Мигель. Он доказалсвое превосходство в Валенсии, и ему не терпелось снова доказать его всегодняшнем бою.

Бык, которого убил Луис Мигель, был уже третьим быком,убитым с одного удара. Бык попался нелегкий, и Мигель провел бой превосходно.Он снова обрел умение владеть шпагой и вместе с умением – былую веру в себя. Онподошел к барьеру, снисходительно улыбаясь, и, скромно взяв в руки оба уха ихвост, сделал круг по арене. Прибавьте к этому аплодисменты, музыку и громкоежужжание голосов, не умолкавшее в течение всей корриды. Я заметил, что Луис Мигельосторожно ставит правую ступню, которую отдавил ему его первый бык, впрочем, онэтого и не скрывал. Я знал, что правая нога у него болит и он не вполне на нееполагается. Работал он изумительно, и я безмерно восхищался им.

Теперь уже четыре быка были убиты с первого удара, и скаждым быком коррида становилась все более блистательной. За четвертого быкаАнтонио присудили оба уха, хвост и кусок ноги с копытом. Он обошел арену веселои беззаботно, словно мы все еще резвились у нашего плавательного бассейна.Когда он проходил мимо, я сказал ему: «Брось копыто Хотчу», – и Антонио,поравнявшись с его местом, высоко подкинул бычью ногу, и Хотч поймал ее однойрукой. Публика шумно вызывала Антонио, и он пригласил Луиса Мигеля и дона ХуанаПедро Домека, которому принадлежали быки, выйти вместе с ним.

Очередь теперь была за Луисом Мигелем. Начал он с largacambiada, то есть, стоя на коленях, подпускал к себе быка так близко, что прикаждом взмахе плаща кончик рога почти касался его груди. Бык оказался отличным,и Луис Мигель умело воспользовался этим. Пикадоры хорошо подготовили быка, иЛуис Мигель велел поторопиться с бандерильями. Когда он подошел к барьеру, язаметил, что лицо у него очень усталое, но он не обращал внимания на своесамочувствие, не позволял себе хромать и работал со страстным увлечением,словно новичок, только вступающий на поприще матадора.

К концу боя Луис Мигель увел быка на середину арены ипроделал классические пассы, держа мулету в левой руке. Чувствовалось, что оночень устал, но работал он уверенно и хорошо. Показав две серии по восемьнатурале в самом изысканном стиле, он переложил мулету в правую руку – итут-то, при очередном повороте, обходя Луиса Мигеля со спины, бык поднял его нарога. С того места, где я стоял, облокотясь на барьер, мне показалось, что ЛуисМигель взлетел вверх футов на шесть, если не больше. Он грохнулся головой,раскинув руки и ноги, мулета и шпага отлетели в стороны. Бык подступал к нему,стараясь вогнать в него рог, но дважды промахнулся. Все участники боя бросилиськ Мигелю, размахивая плащами, и на этот раз его брат Пепе, перескочив черезбарьер, оттащил его от рогов.

Он не пролежал и двух минут. Рог не вошел в него, а толькоподдел его, пройдя между ног, и он был невредим.

Луис Мигель махнул рукой, приказывая всем отойти, и как ни вчем не бывало продолжал прерванную фаэну. Он повторил тот пасс, во времякоторого бык поддел его рогом, потом повторил еще раз, как будто хотелпреподать урок и себе и быку. Потом он проделал другие приемы, точно иотчетливо, словно бык и не подкидывал его. Затем он показал более эффектную именее опасную работу. Публике это понравилось больше. Но он работал без обманаи без трюков вроде разговора по телефону. Убил он превосходно, вонзив шпагууверенно и четко, словно никогда в жизни он не убивал иначе, как с первогоудара. Ему достались те же трофеи, что и Антонио, и он заслужил их. Он сделалкруг по арене, припадая на одну ногу – теперь, когда нога одеревенела, он ужене мог скрывать хромоту, – и вышел раскланиваться на середину, позвав ссобой Антонио. Президент распорядился, чтобы и мертвого быка провезли вокругарены.

Пять быков уже были убиты пятью ударами шпаги. Когдапоявился последний бык и стихли аплодисменты, Антонио подошел к нему и началсвою плавную, размеренную, колдовскую работу плащом. Каждое его движениепублика встречала восторженными криками. Он стоял неподвижно и прямо, толькоруки его медленно поднимали плащ, и публика наслаждалась зрелищем, не понимаяего работы и не разбираясь в ней, но зная, что так он работает всегда, если быквоинственный и храбрый.