В последней стадии боя Антонио показал такую фаэну, что духзахватывало каждый раз, когда он томительно медленно пропускал быка подмулетой, ибо, заторопись он хоть самую малость, бык отвернулся бы от краснойтряпки и кинулся на него. Этот стиль работы наиболее опасный из всех, и насвоем последнем быке Антонио показал совершенный его образец.

Оставалось только одно – убить безукоризненно чисто, безвсяких поблажек, вонзить шпагу абсолютно точно, не выбирая места ни чуточкуниже, ни на волосок в сторону, чтобы уменьшить риск натолкнуться на кость.Антонио свернул мулету, нацелился на самую высокую точку между лопатками быкаи, перегнувшись через правый рог, низко держа мулету левой рукой, нанес удар.Когда Антонио, выпрямившись, отделился от быка, длинный стальной клинок,пошедший до отказа, уже перерезал аорту. Бык дрогнул, зашатался, перебираякопытами, рухнул, задрав ноги, – и второе mano a mano окончилось.

Важно было то, что соперники провели почти безупречную корриду,не запятнанную ни трюками матадоров, ни темными махинациями антрепренеров илиподрядчиков. Плохо было то, что эта коррида едва не кончилась для Луиса Мигелясмертью или непоправимым увечьем. И случилось бы это в безветренный день, вовремя работы с отличным, храбрым быком, не имеющим никаких изъянов. Это былоочень плохо для такого матадора, как Луис Мигель, поскольку обычно великийматадор убивает быка, а не бык убивает великого матадора, и все это знали, хотяникто об этом не говорил. Соперничество с Антонио чуть не стоило ему жизни вВаленсии и легко могло кончиться его гибелью в Малаге.

Еще в Памплоне Хотч и Антонио придумали меняться ролями.Антонио очень гордился тем, что в нем совмещаются две личности – человек итореро. Как-то я показал ему снимок в парижском еженедельнике, где былизображен Антонио, посвящающий быка Жану Кокто на одной из французских арен, ион сказал:

– Это не я.

– Лицом он очень похож на тебя.

– Вовсе это не я. Это – тореро.

Он очень неодобрительно относился к тому, что я надписываюсвои книги, купленные посторонними людьми, «другу» или «от друга».

– Как ты можешь так писать, если он никакой тебе недруг? Во-первых, это обман, а во-вторых, слишком много чести для человека, которыйничем ее не заслужил.

– Не вижу тут ничего особенного, – сказал я.

– Напрасно, – возразил он, – нам с тобойнельзя делать такие вещи.

– Может, это делает не человек, а писатель, –сказал я.

– Не делай этого, – повторил он. – Тебе этоне подобает.

Сперва он вывел теорию, что человек не отвечает за то, чтотореро вынужден делать из вежливости. Человек отвечает только за то, что торероделает с быком, и за его отношения с другими тореро.

Потом ему захотелось большего покоя и в частной жизни, и онпридумал меняться ролями с Хотчем, которого называл Пекас или Эль Пекас –«Веснушки». Хотч ему очень нравился.

– Пекас, – говорил он, – вы Антонио.

– Очень хорошо, – отвечал тот. – А выпринимайтесь за сценарий по Папиной книге.

– Скажите ему, что я уже работаю над ним. Половинаготова, – говорил мне Антонио. – Ох, и устал я сегодня – и писал, и вбейсбол играл.

Но накануне корриды ровно в полночь Антонио говорил:

– Теперь вы опять Пекас. А я Антонио. Может, вы хотитеи дальше быть Антонио?

– Скажите ему, пусть теперь он будет Антонио, –говорил Хотч. – Не возражаю. Но на всякий случай не мешает сверить нашичасы.

В канун корриды в Сьюдад-Реале, куда нам предстояло ехать игде Антонио опять должен был выступать вместе с Луисом Мигелем, разговорзатянулся далеко за полночь. Антонио хотел, чтобы Хотч надел один из егокостюмов и вышел ка арену, как sobre-saliente – запасной матадор, которыйобязан будет убить быков, если и Луис Мигель и Антонио получат ранения. Онхотел, чтобы Хотч превратился в Антонио на весь день боя и во время боя. Этобыло абсолютно противозаконно, и я не знаю, какая кара постигла бы нас, если быкто-нибудь уличил Хотча. Разумеется, он не мог быть настоящим sobre-saliente,но Антонио хотел, чтобы он вообразил себя матадором. Он выйдет на арену вместес бандерильеро Антонио, и все подумают, что он запасной матадор. Другого небудет.

Было много шансов за то, что Луис Мигель получит рану илиувечье. В двух из последних трех состязаний с Антонио он получал либо ранение,либо увечье, либо ушибы. Но однажды во Франции Луис Мигель взял с собой наарену своего приятеля, графа Теба, племянника покойного герцога Альба, выдавего за члена своей куадрильи, и вот теперь Антонио вознамерился взять с собойХотча.

– Хотите, Пекас? – спросил Антонио.

– Еще бы, – ответил Хотч. – Всякий захочет.

– Вот за это люблю. Теперь понимаете, почему я хочубыть Эль Пекас? Всякий захочет.

Мы вкусно и неприхотливо позавтракали в битком набитомшумном ресторане при старой темной гостинице с узкой лестницей, с номерами безванны и душа. Город был переполнен крестьянами, съехавшимися из всех окрестныхдеревень. Сьюдад-Реаль расположен на краю обширного винодельческого района,поэтому вино лилось рекой и настроение было приподнятое. Хотч и Антониоодевались в маленьком номере Антонио, и мне еще не доводилось видеть такихбеззаботных приготовлений к бою быков. Обоих одевал Мигелильо.

– А точнее – что я должен делать? – спросил Хотч.

– Перед выходом делайте то же, что я. Хуан поставит васна ваше место. Потом выходите на арену в точности так, как все, и делайте тоже, что я. Потом зайдите за барьер, станьте возле Папы и делайте то, что он вамвелит.

– А что мне делать, если придется убивать быков?

– Вы что – трусите?

– Просто хочу знать.

– Папа все в точности скажет вам по-английски. В чем высомневаетесь? Папа заметит каждую мою ошибку или ошибку Мигеля. Это егоремесло. Он этим деньги зарабатывает. Он вам объяснит, в чем наши ошибки, а выслушайте внимательно и не повторяйте их. Потом он вам объяснит, как нужноубивать быка, и вы так и делайте.

– Держитесь поскромнее, Пекас, – сказал я. –Нехорошо, если вы сразу затмите остальных матадоров. Это будет непо-товарищески. Подождите хоть до вашего вступления в союз.

– А можно мне сейчас вступить в союз? – спросилХотч. – Деньги у меня есть.