– Да у тебя кишки сейчас вывалятся! – пытался остановить его лекарь Родриго де Сервантес Сааведра.[36]

– Помоги мне встать! Слышишь, помоги! – весь бледный, с бисеринками пота на лице, хрипя и скрипя зубами, Альваро де Санде пытался встать на ноги.

Он то хотел, но боль согнула его и швырнула на землю. Подкатила тошнота, стало темно в глазах, зашумело в ушах, а тело сотрясал озноб.

Родриго де Сервантес, в испуге вглядывался в его бледное лицо, с прикушенной до крови губой, прислушивался к его тяжёлому, прерывистому дыханию.

Сквозь битву, горяча коня, примчался Филипп де Крой, герцог ван Арсхот.

– Сеньор де Санде, Его Величество узнал о вашем ранении, и спрашивает, можете ли вы продолжать битву?

– М…о…

– Нет! – вскричал Сервантес.

– Могу… – прошептал Альваро. – Приподнимите меня.

Его приподняли, и полусидя-полулёжа, хрипя и задыхаясь, он, хорошо изучив войну, зная её, на память помня диспозицию и расположение войск, мысленным взором видя каждый отряд, предполагая действия и контратаки врага, отдавал приказания.

Савойская терция, как всегда впереди, на самом смертельно-опасном участке, взбирается на холм, туда, где стоит 12-орудийная батарея французов. Кавалерия французов пытается атаковать её, но солдаты упорно, отбивая наскоки, своим мерным шагом идут на вершину холма.

– Пусть… Луиджи Бончиолли… передвинет четыре своих пушки…поближе к холму…и поддержит пехоту…

На правом фланге германские ландскнехты окружены пехотой и кавалерией врага.

– Приказ…графу де Бредероде…атаковать и отбросить врага… Граф дю Рё…поддержит его…

Пересохли губы, распухший язык едва ворочался во рту, он попытался поднять руку, чтобы утереть пот, и от накатившей слабости едва не потерял сознание. Хвала Господу, Сервантес поднёс к его губам чашу с вином, и с усилием глотая, он сделал пару глотков. А потом, прохладная, заботливая рука лекаря и друга легла на лоб, хоть немного унимая жар.

…После взятия Сен-Дизье они выбили французов с переправ на Марне, взяли Шалон, и к радости солдат город Эперне, эту знаменитую столицу игристых вин Шампани. Были разорены окрестности богатого Реймса, под их ударами пали Шатильон и Шато-Тьери, до Парижа оставалось всего 14 льё.[37]

Кавалерийские разъезды, разведчики и шпионы доносили, что в столице Франции началась паника. Знать, а за ней и простые жители, покидают город, все дороги на юг и на запад от Парижа забиты беженцами.

– Вам нечего бояться! Париж неприступен! Испанцы, никогда не преодолеют его стен! – заверял всех Франциск I, но это не остановило паникёров и беглецов.

А Карл не стал идти на Париж, а повернул армию на север, к Суассону.

Ферранте Гонзага заболел, и армией наступающей на Суассон, Его Величество поручил командовать ему.

И это ж надо, что когда город уже почти был взят, когда солдаты Испании озверело лезли к проломам в стене, а Альваро внимательно наблюдая руководил, сзади разорвалось вражеское ядро. Взрывной волной его швырнуло на острые заградительные колья, и одно из них, войдя в пах ниже кирасы, пропороло ему живот.

Савойская терция взяла батарею, и испанская пехота, по насыпи из обломков камней, стала взбираться к пролому!

Только когда он увидел развивающиеся испанские знамёна на стенах, когда до него долетели радостные крики солдат: – Победа! Город взят! – он потерял сознание.

11 сентября англичане взяли Булонь, и в этот же день Карл приказал своей армии, от Суассона, возвращаться во Фландрию. Взятие Парижа, полный разгром Франции, захват её территории, не входили в его планы. Его империя и так была обширна, как он любил говорить: – В ней никогда не заходит солнце. Полная капитуляция Франции, уничтожение её армий, повлекут за собой усиление Англии, которая вновь захватит Нормандию, Бретань, Аквитанию, и выйдет к границам его владений. Зачем ему это надо? А так, Франциск I, мудрый политик, опытный и опасный враг, окажет сопротивление англичанам, сохранив в Европе политическое равновесие.

Карл отправил гонцов к королю Англии Генриху VIII, своему союзнику, говоря:

– Мною цели войны достигнуты, Франция покарана. Если вы желаете продолжить вторжение, то пусть Господь даст вам удачи, я же решил заключить мир с королём Франции.

И уже 18 сентября, в городке Крепи, между Испанией и Францией был подписан мирный договор. По условиям его, государства возвращались в свои довоенные границы, возвращая все захваченные территории, Франциск I разрывал договор с Сулейманом I. Но главное было не в этом. Главное было скрыто. Скрыто одним секретным договором – Франциск отказывался от поддержки протестантов, и обещал Карлу помощь для борьбы с ними!

Ну и…к удовлетворению и радости Карла, Франция и Англия продолжали войну, ослабляющую оба государства.

Родриго де Сервантес выходил Альваро де Санде, и последовали месяцы долгого и нудного лечения, в хмуром, продуваемом ветрами, заливаемом то дождями, то засыпаемом снегами Антверпене.

Когда кризис миновал, Альваро, по совету Сервантеса, дабы развеять скуку и печаль, вызвал сюда жену и сына. И ласковая Антония, окружила его нежным уходом и заботами, своей красотой развеяла мрачность дома, поцелуями и ласками вдыхая в него жизнь.

А 3-летний Родриго, с опаской подойдя к постели отца и подставив щёку под его поцелуй, с любопытством осматривал стены увешанные трофеями – доспехами, щитами, мечами, копьями и алебардами. Озираясь на улыбающегося отца, он робко тронул висевшую на стуле красную ленту – отличительный знак маэстро-дель-кампо, и попытался дотянуться до рукояти стоявшего в изголовье меча. А как он радовался, когда приходили пропахшие дымом, порохом и перегаром друзья отца, звенящие бронёй и оружием! С каким восхищением смотрел он, на пышно разодетых придворных, знатных и богатых, приходивших узнать о здоровье, с пожеланиями скорейшего выздоровления!

Настал день, когда Альваро, согнутый словно древний старик, с перетянутыми повязками животом, опираясь на палку и руку Сервантеса, под улыбки жены и испуганный взгляд сына, смог встать с постели, и сделать несколько шагов по комнате.

– Сеньор де Санде, Его Величество, желает вас видеть!

Король есть король, и раз уж ему доложили, что ты встал на ноги и можешь хоть немного ходить, то надо собираться и отправляться к нему. Да и уже давно было пора, представить Антонию ко двору, явить свету её дивную красоту.

На носилках, в окружении восьми личных телохранителей-алебардщиков – привилегия, знак почёта, дарованная Его Величеством всем маэстро-дель-кампо, он отправился на приём.