Девушка слушала его слова с замиранием внутри. Она переставала дышать в эти откровенные минуты, подаренные ей сегодня вечером при свечах. Ляля меньше радовалась теперь ирисам, стоявшим одиноко на пустом окне.

– Давайте снова перейдем с вами на «вы»? – с волнением в голосе и охватившей ее радостью попросила Ляля. – Я вижу, что такое обращение больше подходит для нас с вами. «Ты» – очень грубое и небрежное слово. Я хочу вашей нежности, Вячеслав, я хочу, чтобы вы меня берегли.

– За вас, Ляля! – поднял бокал юноша. – За незабываемые дни, проведенные с вами, которые могут никогда больше не повториться, – последние слова он произнес с некой грустью.

Девушка ничего не сказала, а только дотронулась своим хрустальным бокалом до его бокала. Прозвучал звон. Они оба сделали по глотку, но не осушили бокалы до дна.

– Знаете, Вячеслав, – сказала опьяненная его словами девушка, – я не читала вашей книги, только один ваш рассказ о любовниках. Но я всем сердцем чувствую, что вы – не автор одной книги. После того как мы украдем из библиотеки Маяковского вашу книгу, вы ее возьмете в руки еще раз и представите себе, как она стояла на полке, как к ней подходили и брали, как листали. Я уверена, что это вас вдохновит на новые работы.

– Кто знает… – неуверенно сказал юноша, разрезая рыбу ножом.

– Я знаю! – без колебаний сказала она. Это придало ему уверенности в том, что слова ее – не пустые.

– Рыба замечательно приготовлена. Просто нежнейшая, – девушка наградила шеф-повара заслуженным комплиментом.

«Чтобы приготовить рыбу на пару, особого ума не надо, – подумал юноша, у него всегда было такое ненужное свойство – недооценивать самого себя. – Но все же спасибо!»

– Мне приятно, – улыбнулся застенчиво он.

– У меня есть тост, – подняла наполовину наполненный бокал Ляля.

Юноша поднял наполовину пустой.

– За ваши новые книги, Вячеслав. Пусть они принесут вам успех, а моему дому – новую надпись на стене: «Здесь жил и творил выдающийся писатель Вячеслав…»

– А как же Салтыков-Щедрин?

– Думаю, он будет не против подвинуться на одну строчку, – с улыбкой сказала Ляля.

– Спасибо, – на устах голубоглазого автора появилась улыбка.

Раздался звон хрустальных бокалов. На этот раз они осушили их до дна.

Ляля смотрела на горящую свечу, стоявшую посередине стола, а затем сказала:

– Поцелуйте меня…

Молодой человек вновь ощутил уже знакомый клубок жара, который образовался в солнечном сплетении, а затем медленно опустился в самый низ живота. Приятное и странное чувство. Организм юноши был загадкой для него, и по мере возникновения новых ощущений Вячеслав познавал свое тело.

Он аккуратно отодвинул стул и медленно встал со своего места. Затем обошел стол и встал возле своей возлюбленной. Одним плавным движением убрал волосы с ее плеч, а затем нежно положил на них свои руки. Осторожно нагнулся и поцеловал ее горячую, пульсирующую шею. Девушка вздрогнула, как струна, к которой прикоснулся мастер.

Ее тело покрылось мурашками. Ее глаза были закрыты, а тело полностью повиновалось ему. Второй поцелуй – как разряд тока в сердце. Ляля открыла глаза и повернулась к его губам.

– Я хочу к вам на руки…

Молодой человек взял ее за руку и помог встать со стула, а затем наклонился к ней и аккуратно поднял. Вячеслав смотрел ей в глаза, их губам не нужны были в эту секунду слова, им нужен был поцелуй.

Худощавый юноша с сильными руками отнес свою донну в спальню и аккуратно положил на застеленную вчерашнюю простыню. Только поутру эти двое влюбленных поменяют постель.

Он целовал ее губы, ее щеки, ее нос. Он целовал ее лоб и висок, он целовал ее волосы. Она наслаждалась его прикосновениями, его горячими губами и током, исходившим от тела ее любовника. Нет, не любовника, а человека, который ее в эти минуты любил. Ляля вдруг осознала, что нежность – это синоним к слову «любить». Быть нежным – это обожать и сходить с ума от другого, это сводить с ума того, кого обожаешь… Она искала это громкое, сказанное много раз впустую, святейшее слово всю свою жизнь. И вот в двадцать девять лет, когда ей казалось, что она уже очерствела и не способна на сильные чувства, ее вдруг пробудил один странный голубоглазый юноша. Он представился при встрече писателем и прикоснулся к ее телу так тихо и умело, будто выучил наизусть каждую ноту неизвестной ему ранее мелодии. Ее кожа – не что иное, как ноты. Он сотворил неслыханную, удивительную музыку, которая зазвучала впервые при нем. Которая посвящалась ему и звучала для него одного. И если ее воспламененные чувства – это поэзия, то, безусловно, рожденная под его пером.

Девушка полностью осознавала, что прыгает в черную бездну. На скалы или в бесконечную пропасть, ей было не важно куда. Рядом с ним она слепла, рядом с ним она растворялась в воздухе и становилась самим воздухом, находясь в постоянной невесомости, не чувствуя собственного тела. Переставая слышать громкие мысли у себя в голове.

Это было очищение, это было умерщвление самой райской отравой, которая вновь и вновь воскрешала. Которую хотелось постоянно принимать, как наркотик. Девушка с изменчивыми глазами понимала, что больше никогда не станет прежней.

Ляля позволила ему войти в себя, она позволила себе побывать в нем. Ей пришлось сжечь мосты в одно мгновение, разрушить полностью прошлое и спалить его дотла. Насколько долго и мучительно оно строилось, настолько быстро его сжигают и отправляют в ад. Она боялась даже подумать, что, вероятно, и это мгновение – лучшее в ее жизни – она отправит когда-то в ад. Нет, она этого не сделает, а если и попробует, то осознает, что на свете есть вещи, которые не горят.

Он целовал ее живот, ее ребра. Он побывал там, где не бывал ни один мужчина из ее окружения, из всех ее знакомых, помнивших ее с юношеских лет. Когда она еще красила волосы в рыжий цвет, когда она убегала из материнского дома… В эту минуту он познал ее такой, какой никто из встретившихся у нее на пути никогда ее не видел, не знал. Юноше посчастливилось увидеть ее изнутри, перевернув там сначала все – без возможности расставить теперь все по местам, как было. Она потеряла за одну ночь все, что было у нее. За эту же ночь она обрела гораздо больше.

– Я никогда себе не прощу, если тебя внезапно не станет, – сказал юноша, когда она лежала у него на груди, и ее ухо слушало стучавшее сердце ее повелителя.

Молодые, влюбленные, познавшие, казалось бы, все за одну ночь, но познавшие всего-навсего тело, они говорили о своих ярких чувствах и смерти. Так как смерть – единственное, что было способно их сейчас разлучить. Они говорили о невозможности существовать друг без друга. И каждый клялся в своей скорой гибели, если другого внезапно не станет. Они – птицы, летевшие тысячи километров, чтобы встретить друг друга. Отбившиеся от клина и превосходно умеющие летать. На каждом из них сошелся клином свет…

Молодой человек увидел свою недолюбленную, недопитую изнутри этой тихой и волшебной ночью. И теперь говорил, что только смерть способна ее у него отобрать.