Он чуть было не вскрикнул от удовольствия:

– Прямо в точку! Итак, у нас теперь есть четыре принципа семян, не важно, куда посаженных – в землю или в ум. Что посеешь, то и пожнешь: хорошие семена дают хорошие всходы, плохие семена – плохие; семена всегда вырастают в нечто несравнимо большее, чем они сами; если семя не посеять, то ничего и не вырастет; правильно посеянные и ухоженные семена непременно вырастут!

Тут Гендун Друб посмотрел вбок на розовые кусты у северной ограды Сада; я инстинктивно последовал глазами за его взглядом, думая, уж не идет ли к нам кто-нибудь еще. А он так и сидел, полуобернувшись, на протяжении нескольких минут – такова уж была его манера размышлять. Пока он молчал, в голове моей все вертелись одни и те же мысли. Я смог понять, как эти действия – мысли, которые я обдумываю, слова, которые говорю, поступки, которые совершаю, – оставляют тот или иной отпечаток в моем уме, но вот чего я никак не мог понять, так это то, как эти отпечатки имеют какое-то влияние на сотворение самого мира и людей вокруг меня. В то же время я чувствовал, что он предвидит эти мои мысли, и терпеливо ждал его комментария. Наконец его взгляд снова обратился ко мне.

– Не все так просто, – начал он, – но позже, когда ты узнаешь больше, для тебя многое прояснится. А пока представь свой ум в виде чистого стекла. Всякий раз, когда ты обнаруживаешь, что думаешь о чем-то, говоришь или делаешь что-то, крошечное цветное пятнышко размером с точку помещается в это стекло. Представь, что пока это пятнышко находится вне поля твоего зрения. Время идет, и цветная точка – это семечко внутри твоего ума – начинает созревать; то есть начинает вторгаться в твое сознание. Сначала оно вместе с другими такими же пятнышками дает росток, потом растет и развивается, как любое растение, и вскоре покрывает всю поверхность стекла твоего ума узорами определенной формы и расцветки. То же самое непрерывно происходит и с другими семенами, и вот уже стекло становится настоящим калейдоскопом сменяющих друг друга цветных узоров, создавая иллюзию движения в твоем уме. Узоры складываются в образы, которые распознаются умом: долговязая фигура входит в прямоугольный проем двери, в округлой голове над этим всем открывается овальный рот, оттуда доносятся грубые звуки, и ум распознает, что это твой грозный начальник устраивает тебе очередной нагоняй за недостатки в работе библиотеки.

Я надолго задумался, а потом сказал:

– Еще можно понять, как таким способом возникает единичный образ, – скажем, восприятие какого-то фрукта или цветка. Но, чтобы вот так же создать все это огромное разнообразие мира, которое мы видим перед собой каждую секунду, требуется ежесекундное созревание многих тысяч умственных отпечатков или семян, а с учетом того, что время не стоит на месте, – и того больше!

На этот раз ответа не последовало. Далай-лама пристально смотрел мне в глаза и попросту ждал, пока я сам все не пойму. Я стал размышлять над тем, что на каждый щелчок пальцами приходится шестьдесят пять отдельных отпечатков, помещаемых в ум мимолетными импульсами моих различных чувств. Затем каждый отпечаток или зерно вырастает в миллионы раз подобно тому, как в миллионы раз увеличивается вес соснового семечка, когда оно превращается в могучее древо. Поэтому вполне возможно, что эти отпечатки способны произвести те многие миллионы бит информации, которые требуются для того, чтобы создать и поддерживать непрерывность моих впечатлений о моем мире в течение хотя бы минуты. Но как насчет содержания этих впечатлений? Что принимать за опыт положительных впечатлений, а что – за отрицательный опыт?

Я раскрыл было рот, но в ту же секунду, прежде чем я успел заговорить, Гендун Друб прижал палец к губам, призывая меня и на этот раз самому во всем разобраться. Да запросто! Ведь он уже научил меня этому, и не то чтобы даже научил, а просто не оставил мне другого выбора, кроме как взять и научиться. Итак, если семена-отпечатки были хорошими, то и плод их созревания – событие моей жизни или некое переживание – также будет хорошим; и наоборот, если отпечатки были плохими, то и переживания тоже. Из сливовой косточки вырастают сладкие сливы, из лимонных семечек – кислый лимон, и никто не сможет изменить этого хода вещей. Боль моей собственной жизни произошла из того, что еще раньше я подумал, сказал или сделал нечто причинившее боль, навредившее кому-то другому. Как только эта мысль созрела в моем мозгу, целые сферы непонимания начали исчезать перед моим умственным взором, лопаясь как мыльные пузыри; десятки вопросов жизненной важности были разрешены в единый миг. А потом меня снова обуяли сомнения.

– А как же моя мать? – спросил я. – Женщина, никому не сделавшая зла, почти не ведавшая скверных мыслей, никого не обидевшая и не оскорбившая ни словом, ни делом! Уж она-то точно не посеяла ни одного настолько худого семени, которое могло бы принести такой ужасный плод и заставить ее долгие годы мучиться от рака, поедавшего ее тело и в конце концов разорвавшего ее сердце!

– Да кто ж тебе сказал, что это она посеяла такое семя?!

– Подождите, вы хотите сказать, что кто ни попадя может посеять в моем уме отпечатки, и я буду вынужден пожинать плоды деяний другого человека?! Это нелогично, это несправедливо, так не пойдет! – возмутился я.

– То, что я хочу сказать, я скажу, – снова сказал он все с той же мягкой решительностью, как будто осторожно вел меня вдоль края бездонной пропасти. – Так вот никто не может посеять мировые отпечатки в нашем уме, кроме нас самих. Да и мы не можем посеять их нигде, кроме как в своем уме.

И вдруг до меня дошло… Новое знание принесло мне и сильную боль, и вместе с тем радость, ибо в этот момент я осознал еще одну великую истину.

– И долго? – сказал я, не сомневаясь, что он обязательно поймет смысл моего незатейливого вопроса.

– Эти отпечатки, мировые семена, могут в некоторых случаях созревать в уме, являясь причиной того, что мы видим те или иные оттенки мира, в котором живем, встречаем тех или иных людей, еще до того, как умрет это тело; то есть до того, как ум отправится в другую сферу бытия. Но так происходит далеко не всегда, обычно мы тащим с собой из жизни в жизнь бесконечное количество семян-отпечатков – кармических следов, оставляемых в уме мыслями, словами и поступками этого и многих предыдущих воплощений. Твой мир, твое восприятие этого мира, все впечатления и события твоей жизни, как внешние, так и внутренние, были в большинстве своем запущены в далеком прошлом, сознательной памяти о котором у тебя нет. Вот почему, – проговорил он, и умные глаза его, обращенные на меня, наполнились слезами, – хорошие люди так страдают.

Я кивнул с облегчением, ибо всегда знал, что на этот вопрос, который неминуемо встает перед каждым из живших и живущих на земле, должен был найтись именно такой – простой и ясный – ответ. И тут же другой вопрос пришел мне на ум: «Что именно делает одни отпечатки или семена сильнее, чем другие, а результаты их созревания в уме более жестокими? Почему один отпечаток вызывает многолетние страдания от неизлечимой болезни, а другой – всего лишь безобидную царапину на пальце?»

– Всякая жизнь священна, и любая жизнь одинаково ценна; но разве не будет большим злом убить великого доктора, который спасает тысячи жизней, чем пристрелить бродячую собаку?