В Норвегии Онассис познакомился с Андерсом Яре, весьма состоятельным владельцем крупнейшей рыболовецкой базы в Сандерфьорде, китобойной столице Скандинавии. И, как он это умел, обаял китобоя настолько, что тот предложил молодому энергичному греку долю в бизнесе, то есть проценты от дохода одного из своих китобойных заводов. И не прогадал. Аристотель быстро освоился в китобойном промысле, сам принимал участие в плаваниях, бил из гарпунной пушки усатых и зубастых китов-сейвалов, полосатиков, горбачей, гренландских синих и серых, кашалотов, клюворылых, бутылконосов…

Он много лет занимался китобойным промыслом, а отвратили его от этого прибыльного и кровавого бизнеса не столько постоянные нападки «зелёных», запреты правительств, судебные разбирательства и штрафы, сколько Мария Каллас, которую он взял однажды с собой на китобойное судно и которая увидела, как плачет китёнок по убитой на его глазах маме…

Но об этом — позже.

Неудач, поражений, провалов, утрат на пути Аристотеля Онассиса было много, но он их умел преодолевать и не сдаваться. Как мы знаем, образования у него почти не было, университетов, как говорится, он не кончал. Но если бы приобретённые им в процессе предпринимательской деятельности знания можно было систематизировать и экстраполировать на университетские программы, то стало бы очевидно, что наш герой окончил, притом с отличием, несколько факультетов. А именно: иностранных языков, дипломатии, психологии, международной экономики, юридический, журналистики и рекламы, географии и даже геополитики…

С 1929 по 1936 год он побывал во многих странах: Панаме, Кубе, США, Италии, Испании, Греции, Франции, Великобритании, Бельгии, Голландии, Норвегии, Швеции… Формально — по своему табачному бизнесу (приобретавшему глобальный характер, как всё, к чему имел отношение Аристотель Онассис), по сути — как бы проводя тотальный всемирный маркетинг: его всё больше занимали корабли и корабелы.

И ещё одним факультетом, на котором наш герой продолжал учиться до конца своих дней, был факультет любви.

В 1934 году на теплоходе «Август» норвежец Андерс Яре представил своего юного друга-партнёра, как он называл Аристо, некоей высокой, метр семьдесят четыре, голубоглазой блондинке по имени Ингеборг Дедикен. Поначалу низкорослый грек не произвёл на даму впечатления, запомнился лишь явно не скандинавским блеском маслиновых глаз.

Несколько дней спустя, выйдя утром из своей виллы и садясь в «роллс-ройс», она заметила этот блеск на другой стороне улочки, в тени пихт. То же — вечером, то же — следующим утром…

Через неделю она обратила на это внимание своего мажордома. Тот вознамерился было позвонить в полицию, но хозяйка, не так давно оставившая своего второго мужа и скучавшая, вместо этого велела пригласить настойчивого молодого человека, имени которого не запомнила, к себе на чашку кофе. Он представился тренером по плаванию, она, смерив коротышку взглядом, скептически усмехнулась и предложила её «чему-нибудь новенькому научить» тут же, в домашнем бассейне; Ингеборг имела личного тренера и была одной из лучших пловчих брассом.

Аристо стал разучивать с ней новый, никому ещё не известный стиль плавания «дельфином» или «бабочкой», при котором плечи опускаются вниз, бёдра поднимаются выше, отчего по телу как бы проходит волна, и биение ног в унисон подобно хвосту дельфина или русалки… И, по признанию самой Ингеборг, она была захвачена, как Троя эллинами, но практически без осады, с первого приступа, обессиленная постижением основ баттерфляя. Онассис прямо в бассейне, на бортике, подверг, как сказал бы Михаил Булгаков, запыхавшуюся норвежку неистовой французской любви.

Так завязался роман нашего героя незнатного, мягко говоря, происхождения с Ингеборг, Ингезе Дедикен, оказавшейся (какая неожиданность!) дочерью одного из крупнейших в Скандинавии судовладельцев, который прослеживал своё происхождение от представителя древнего шотландского герцогского дома Клерков, Ингевальда Брайда. Ингезе, будучи старше и, как представляется, гораздо искушённее Аристотеля, только поначалу уверяла свою компанию норвежско-шведских миллионщиков, что «знавала и лучших секс-атлетов». Она быстро сдалась на волю победителя. «Никогда прежде я не испытывала такого пронзительно-дикого чувственного блаженства», — писала Ингезе в своих воспоминаниях «Тот самый Аристо».

Он называл её «Мамита», она его — «Мамико». Она охотно всем рассказывала о приобретённом с ним сексуальном опыте. «Ни у одного из моих мужей не было такой кожи, которую так нравилось бы гладить, как у него. Мы тонули в своих желаниях…» Инга в основном жила в Париже, где однажды попробовала, какая кожа у голландского дирижёра. Онассис, узнав об этом, вознегодовал.

Кстати, по мнению известной шведской феминистки, доктора Карин Лиден, моей давней знакомой, первая волна легендарной сексуальной революции прокатилась по Скандинавии именно тогда, в середине 1930-х годов, но разбилась о «лютый волнорез фашизма и начинавшейся мировой войны». Поднялась же эта волна во многом благодаря Ингезе Дедикен, а именно её шокирующим почтенную публику откровенным интервью («жёлтая» пресса уже тогда цвела и пахла).

Карин Лиден считает, что Ингезе, дама со связями, познакомила Аристотеля со многими известными людьми, в том числе, например, со своей подругой, шведской актрисой Гретой Ловисой Густафссон — Гретой Гарбо, к тому времени уже голливудской звездой, сыгравшей (до и после знакомства с Онассисом) главные роли во всемирно известных фильмах «Соблазнительница», «Плоть и дьявол», «Любовь», «Божественная женщина», «Дикие орхидеи», «Поцелуй», «Какой ты меня желаешь», «Мата Хари»…

История умалчивает, был ли у Прекрасного Сфинкса, как называли Грету Гарбо, роман с Аристотелем Онассисом. Карин, воинствующая феминистка и ярая поклонница Греты, уверяла, что её великая соотечественница стала единственной женщиной, которая отказала Аристотелю. Но многие биографы, к коим присоединяется и автор этих строк, сомневаются. Так или иначе, но связующая Гарбо и Онассиса нить, оказавшись на редкость прочной, протянулась через всю их жизнь, и мы ещё не раз её затронем.

7

К тому времени, когда эллин покорил дочь викингов, её отец Ингевальд Брайд уже упокоился, покинув бренный мир. И члены круга избранных, к которому он принадлежал — ведущие политики и крупнейшие предприниматели Скандинавии, — считали своим долгом опекать, оказывать всяческую поддержку его дочери, что пришлось весьма кстати для начинающего греко-аргентинского бизнесмена.

«Он казался мне на первых порах застенчивым, робким в обществе, — вспоминала Ингеборг. — Я представляла его знакомым отца — он смущался, притом так мило, что у многих, особенно когда узнавали его биографию — утрата любимой матушки, спасение от резни в Смирне, голод, лишения, эмиграция, — возникало желание принять участие в его судьбе. Постепенно я стала замечать, что Мамико охотно знакомится со многими, но потом общается, встречается только с теми людьми, которые были или могли быть полезны ему в бизнесе, будь то в Норвегии, Франции или Швеции… Представляя его своей матери, я опасалась его неуёмной энергии, волновалась, как бы чего не вышло — мама не жаловала моих мужей и ухажёров, изначально заглядывавшихся на деньги отца. Но Мамико мама сразу приняла. „Мамма! О, мамма!“ — завопил Аристо в восторге, едва она вошла в гостиную, и бросился покрывать поцелуями её руки от кончиков пальцев до локтей. Я даже немного взревновала, зная, как Мамико умеет вызвать нежную материнскую любовь к себе…»