Каяться в грехе…

— Не каяться! — внезапно возвысил голос Великий Инквизитор. — Отвечать за свои поступки, мысли и желания. Перед собой и перед Господом! Ты не сможешь исправить ошибку, которой не признаешь. Не сможешь управлять силой, в которую не веришь. Ты должен уметь владеть собой и своими желаниями. Всегда. Потому что твои искушения всегда с тобой, Антонио!

Тоньо невольно вскинул взгляд на отца Кристобаля, и поразился — сколько силы, боли и огня было в нем, в его родном дяде, отказавшемся от всего, что по праву принадлежит рожденным в семье Альба, ради служения.

Господу и Испании. А ведь отец не раз говорил, что дар младшего брата, Кристобаля, всегда был сильнее его дара. И если бы Кристобаль захотел, он мог бы стать герцогом. Даже королем. У Теодоро Альба не хватило бы сил остановить младшего брата. Кристобаль мог бы стать новым Юлием Цезарем, завоевать половину мира и воздвигнуть новую Священную Римскую Империю. Или стать кровавым безумцем, как двоюродный прадед. Но вместо этого ушел в монахи, смирять плоть и служить. Господу и Испании.

— Я не… я научусь! — шепнул Тоньо, едва удерживаясь, чтобы не зажмуриться.

— Научишься, мой мальчик. — Отец Кристобаль погас так же внезапно, как загорелся, и снова казался обыкновенным человеком, только очень грустным и усталым. — Учитель, которого я выбрал для тебя, дал тебе все, что только мог. Дальше тебе придется справляться самому. Помни только совет моего друга Джузеппе: не усложняй.

Тоньо чуть не поперхнулся. Учителя алхимии выбирал Великий Инквизитор? А Джузеппе… Джузеппе Бальзамо — его друг?! Может быть, когда в Тоньо впервые пробудился дар, его отправил в Саламанку не отец, а Великий Инквизитор?..

Его преосвященство едва заметно хмыкнул, словно отметая глупое предположение, будто братья Теодоро и Кристобаль Альварес могут быть в чем-то не согласны, и продолжил:

— Тебе придется написать донне Марии де лос Анхелес письмо с извинениями, потому что ты не вернешься в Саламанку и не женишься на ней. Кстати, на донне Дульсинее, которую хочет сосватать тебе ее величество Изабелла, тоже. Завтра же ты отправляешься на флотскую службу. Канониром. Я знаю, что ты не любишь море, но поверь, мой мальчик, это единственная для тебя возможность.

«Единственная возможность?.. неужели все так серьезно?» — хотел спросить Тоньо, но не успел.

Отец Кристобаль протянул руку и потребовал:

— Покажи феникса.

Тони растерянно достал из — за обшлага свое неудачное творение.

Несколько секунд отец Кристобаль рассматривал золотую птицу и хмурился. Потом положил ее на стол.

— Эта игрушка пока останется у Теодоро. Сойдешь на берег, заберешь. — Он глянул на Тоньо прямо, в упор. — Я рискну «Санта-Маргаритой», Тоньо. Если ты не справишься, то пойдешь на дно вместе с кораблем. Но, по крайней мере, не пострадает никто больше. Я не могу оставить тебя на берегу. Фердинандо не умеет и не хочет справиться со своим страхом, и чем закончится следующая провокация, учитывая твою горячность, я не хочу даже предполагать. Значит, остается только флот. И учти, там у тебя тоже будет хороший учитель. Правда, он пока об этом не знает… — Отец Кристобаль усмехнулся и передернул плечами. — Все, хватит душеспасительных бесед, мой мальчик. Ступай в свою комнату, умойся и приходи в патио, составишь престарелому дядюшке компанию за ужином. Ты же любишь морсилью де вердурас.

Все изящество шутки его преосвященства о новом хорошем учителе Тоньо понял в первые же минуты знакомства с капитаном Хосе Мария Родригесом, под началом которого ему предстояло служить. Знакомство это состоялось на следующий же день: отец Кристобаль не любил откладывать на потом то, от чего можно избавиться прямо сейчас. Ему понадобилось два часа, одна записка и один задушевный разговор с адмиралом за бокалом кальвадоса, чтобы устроить Тоньо назначение на флот. Пошив мундира и то занял больше времени — почти сутки.

За эти сутки Тоньо успел написать восемь длинных писем Анхелес, все их порвать в клочья и написать девятое, на четвертушке листа. Оказалось, что кроме сожалений, уверений в вечной любви и просьбы дождаться его возвращения на сушу, ему вовсе нечего ей сказать. Не посвящать же ее в тонкости семейных отношений, тем более что свадьба откладывается на неопределенный срок.

Успел он и поговорить с отцом, очень вовремя вернувшимся от ее величества Изабеллы. Беседа вышла сердечной, но короткой. Без сожалений и уверений отец отлично обошелся, читать речь от долге перед Родиной не стал, а просто обнял Тоньо и сказал, что надеется вскоре его увидеть. Повзрослевшим и поумневшим. И что отец Кристобаль совершенно прав: на флоте Тоньо будет в куда большей безопасности, чем на суше, неважно, в Мадриде, Саламанке или Малаге. Через морскую пучину Фердинандо до него не дотянуться, и Тоньо до Фердинандо — тоже. Даже случайно. Вода суть лучшая преграда огненному дару, и даже если Фердинандо уснет в камине или опрокинет на себя жаровню с угольями, Тоньо будет ни при чем.

Тоньо внимательно все выслушал и согласился. А куда деваться? У него была лишь одна просьба:

— Позволь мне жениться на Анхелес, когда вернусь с флота, отец.

— Если ты все еще будешь этого желать, мой мальчик, то ты получишь мое благословение.

Звучало это прекрасно, но почему-то Тоньо не верилось, что все будет так просто.

Но все смутные предчувствия подвоха вылетели у него из головы, стоило ему, одетому в новехонький мундир, подняться на борт «Санта-Маргариты» и увидеть капитана Хосе Мария Родригеса.

О нет, капитан Родригес не был ни уродом, ни особым красавцем. Ни низким, ни высоким. Его лицо не несло на себе печати порока или света добродетели. Он был самым обыкновенным мелким дворянчиком, выслужившимся до капитана фрегата и гордым своим высоким положением. Гордым ровно до тех пор, пока к нему на мостик не поднялся новый канонир и не представился.

Собственно, Тоньо мог даже не представляться, капитан Родригес прекрасно его узнал, хоть с их встречи прошло уже больше двух лет, да и встреча была всего одна.

Зато какая!

Той встречей Тоньо не гордился.

Они был веселы и пьяны, как бывают веселы и пьяны только студиозусы, только что сдавшие экзамен по римскому праву. Празднование сего великого события началось в университетском городке, но его тесные пределы не могли вместить в себя столько бурного счастья, и толпа студиозусов выплеснулась на улицы славной Саламанки и растеклась по трактирам, тавернам и борделям.

Тоньо с полудюжиной приятелей по борделям не пошли — к чему им продажная любовь, если Саламанка полна прекрасных доний, готовых восхищаться ученостью и доблестью славных студиозусов? А у доний, которых на всех может и не хватить, есть премилые служаночки, млеющие от латыни и цитат из святого Августина.

Вот они и отправились петь серенады одной из прекрасных дам, супруге не кого-нибудь там, а самого коменданта речного порта. И надо же было случиться такой оказии, что именно в тот вечер, именно этой прекрасной даме пришел петь серенаду влюбленный капитан Родригес.