Авенир старался избегать слова «хочешь», с которым у юной вьетки связаны были чересчур прямые ассоциации.

— Отец вьетов сказал — ты искал меня. Вен-Ир будет другом вьетов.

— Вот так сказал — и пошла? Рабство какое-то. А ты могла бы не пойти?

Айни смущенно потупилась:

— Когда я не могу, он меня не посылает…

В ней нисколько не было цинизма проститутки. В своем желании угодить Авениру она была проста и естественна — будто предлагала пообедать вместе.

— Попробуем иначе. Скажи, все должны слушаться отца вьетов?

— Мы погибнем без него. Мы раньше жили в земле, в ямах. Работали на поле. Было холодно и мало еды. Я помню. Он привел нас сюда, научил работать. Наши люди перестали болеть. Они раньше были злые, а теперь добрые. Это он научил нас.

— А свою родину ты помнишь?

Она задумалась, подняв кверху изящные длинные ресницы, покачала головой.

Авенир встал и подошел к окну. В полумраке белых ночей ковчег вьетов предстал перед ним кораблем, плывущим по пустырю. Темные тучи громоздились над ним.

— Понимаешь, у нас считается нехорошо, если женщина ложится с кем-нибудь за деньги. Старик… Отец вьетов не объяснял вам это?

— Он говорил — русские любят наших женщин. Мы должны давать им, что они хотят, и они будут нашими друзьями. Пока у девушки нет мужа, она может помогать всем вьетам.

— А потом?

— Если муж разрешит.

— И он разрешает?

— Да. Наших мужчин не берут на работу. Они погибнут без нас. Мы сможем выжить только вместе, так учит по пятницам отец вьетов.

Тут она быстро-быстро проговорила какую-то заповедь на вьетском и провела узкими ладонями по лицу.

— Накинь блузку, замерзнешь… Скажи, знаешь ли ты Петрушу? Сына Низовцева?

Она часто заморгала, пытаясь понять его. Авенир закусил губу, огляделся, схватил карандаш и тетрадку. В полминуты он набросал довольно удачный портрет Петруши. Айни радостно захлопала себя по бедрам, сказала, вытянув губы трубочкой:

— У-у-у-! — и поцарапала Петруше лицо.

— Значит, он вас посещал? И тебя тоже?

Она робко подняла глаза:

— Ты не хотел, потому что я плохая?

Авенир нахмурился и не ответил.

Следующим из-под острия его летящего карандаша появилось изображение старика с его характерной осанкой и детской улыбкой. Айни захлопала в ладоши, забрала портрет, поцеловала и спрятала в карман брюк. Авенир взглянул на цепочку у нее на шее — и нарисовал молодого вьета с кошачьим недобрым прищуром.

— Это Чен,— грустно сказала Айни.— Он один не слушает старика. Он живет сам — и еще не погиб. Он говорит, мы должны стать сильными. Я боюсь его.

— Да? А я думал… — И Авенир поддел пальцем цепочку.

Она собрала цепочку в кулак и изумленно поглядела на него.

— Чена слушают другие вьеты?

— Одни слушают, другие — нет.

— А вот этого человека ты знаешь?

— Это Фим. Он хозяин. У него работает Чен. Только у него очки не так…

Она взяла из руки Авенира карандаш, придвинулась поближе и ловко поправила изображение Трофима, сделав его злобным и угрожающим. Авенир не спрашивал, бывала ли она с ним. Ему не хотелось услышать ответ.

— А отец вьетов видится с Фимом?

— Он держит у себя его душу.

Портреты Отца Никона и Беллы Айни не узнала. Белла, впрочем, не слишком удалась Авениру. С замиранием сердца он приступил к изображению Вероники. Айни узнала ее тотчас, он это видел. Но маленькая вьетка никак не проявила своего отношения к красавице, которую вчера ласкала на глазах у Авенира.

— Часто приходит,— неохотно ответила она на вопрос Можаева.— Ей нравится с нами. Она не любит мужчин. Она любит нас…

Тут вьетка вспорхнула со стула, сбросила блузу на пол и показала Авениру свою маленькую грудь, сплошь усеянную мелкими белесыми шрамиками вокруг сосков. Потом оборотилась и, не успел Авенир возразить, спустила брючки, обнажив гибкую спину и молочно-кофейные ягодицы — все в таких же шрамах.

— Это… От ногтей? — дрогнувшим голосом спросил Авенир.

Он вмиг припомнил маникюр Вероники. Утратив всякую осторожность, он нежно провел ладонью по влажной смуглой коже. Айни поймала его руку, удерживая на себе, и повернулась:

— Скажи — я не буду плохой? Я буду хорошей, какой ты захочешь. Ты красивый… — Она повела пальцем по его подбородку.— Ты мудрый, как наш отец… Ты колдун! Я знаю, ты колдун! У тебя глаза, как камень неба! Когда ты на меня смотришь, я ничего не помню… Мы уже познакомились? Уже не будет плохо? Уже можно?

— Можно! — выдохнул Авенир и выключил свет.

Глубокой ночью он осторожно встал с дивана, стараясь не шуметь. Девушка спала на боку, поджав колени и положив руку под щеку. Ее лицо было усталым и спокойным.

«Редко тебе удается поспать в отдельной комнате,— подумал Авенир, припомнив тесноту вьетского общежития.— Зачем ты пришла? Знаешь ли, зачем тебя прислали?»

Он прошлепал босыми ступнями к приоткрытому окну и остановился, задумавшись и вглядываясь в темень Евразии.

— Да, братья наши меньшие, нелегко вам среди нас. Хорошему мы вас не научим. Но это не дает вам права подхалтуривать на убийствах. Понимаю, зачем тебя прислали, да только ничего у тебя не выйдет. Раньше бы вышло, может быть, а нынче уже нет. Теперь наш брат, русский, умник, не тот… Нас на этом не проведешь…

Так шептал он под нос и вдруг заметил, как в свете проглянувшей луны блеснуло что-то на крыше разбойничьего вьетского логова. Стеклышко блеснуло. Бинокль. Вспомнив тут же о похищенном шпионском приборе, Авенир был готов поклясться, что с крыши за ним наблюдают. Луна, как на грех, скрылась тотчас, и ничего не стало видно, но подозрения Можаева разыгрались, как волны морские. Прогнав в памяти все недавние события, Авенир неслышно лег на спину, на прежнее свое место, и предался раздумьям о низости человеческой натуры — любимым думам образованного, но небогатого человека.

III

Похороны Юрия Карповича Низовцева прошли, как и положено, по высшему разряду. Белла позаботилась. Она распоряжалась всем, Отец Никон только успевал оплачивать счета. Множество дорогих машин съехалось к подъезду особняка, гости с приличествующими случаю физиономиями бродили по комнатам и коридорам. Венки стояли в два ряда вдоль стен на знакомом синем ковролине. Здесь собрался весь деловой Питер.

Николай Николаевич, завидев Авенира, обрадовался ему, как родному:

— У-ф-ф! Нет сил. Все привыкли к тусовкам с выпивкой, то и дело спрашивают, где банкетный зал. Белла сошла с ума, требует, чтобы я заказал памятник у Михаила Шемякина. Я даже не знаю, где его разыскивать.