Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Чем он сможет помочь?
– Он как раз закончил ремонт в своем кабинете, так что возьмет ножовку, которая все еще валяется где-то в углу… В вашем случае я не вижу никакого иного выхода, кроме ампутации… Но он чисто работает. К тому же это большой любитель виски, у него прекрасно оборудованный подвал. Выпьете полбутылки и ничего не почувствуете. Остаток виски пригодится для обработки культи.
– Умеете же вы успокоить!
– Он так хорошо разомнет вам руку, что вы пожалеете, что не работали двумя.
– Хорошо, что пациентка вас не слышит. – Каролина, видимо, улыбнулась.
– Только не вздумайте мечтать о нем, он женат.
– Я не в том состоянии, чтобы о чем-то мечтать, вы же знаете.
– Даже обо мне? Час назад, когда мы с вами разговаривали, я, между прочим, был голый… Алло?
– Прекратите, Жером, в конце концов мне станет неловко.
– Это чтобы вы позабыли о боли.
– Позвоните лучше своему другу-массажисту, он окажет профессиональную помощь, в отличие от вас.
– Зато, в отличие от меня, он женат…
– Вы делаете мне авансы?
– Я готов на все. Вы, между прочим, только что спасли младенца от неминуемой смерти. Это впечатляет.
– Похоже, вам лучше, – заметила она.
– Да. Я навожу порядок в своих мозгах. Там хуже, чем в замке с привидениями, где пауки только что отпраздновали Хеллоуин. Однако я прибираю комнату за комнатой. Вытряхиваю чехлы, закрывающие мебель. Пыльно, но уже стало гораздо светлее.
– Рада за вас. Послушайте… ответьте на последний вопрос…
– Да?
– Провисание заменяет легочную эмболию?
– Думаю, да. Иначе вы и правда притягиваете несчастья. До завтра.
– Нет, что вы! У меня больше не будет необходимости вам звонить. Просто было очень срочно.
– Зато у меня есть необходимость. Мне полезно получать новости о моем кабинете, о пациентах. И о вас…
– Вы хотите иметь связь каждый вечер?
– Сластена! – развеселился Жером. – Я не уверен, всегда ли я буду в форме!
– Ладно, я прощаюсь, вы все не так понимаете, у вас извращенный ум. До скорого.
Жером с улыбкой положил мобильник на стол. Давненько он не позволял себе таких провокационных шуток. Каролина для них отличная мишень. Реагирует с полоборота. Даже по телефону слышно, как она краснеет. От этого только больше входишь во вкус.
Подняв глаза, Жером заметил, что Поль и Жюли с интересом разглядывают его.
– Что?
– Ничего, – хором ответили они и с хохотом вышли из кухни.
Этот спасенный ребенок привел всех в отличное настроение.
Еще бы!
* * *
В конечном счете мне в моем супермаркете не так уж плохо. Самое страшное – разбить банку, неправильно пробить чек, рассыпать на ленту муку из порвавшегося пакета или забыть снять с купленного товара магнитную защиту. Главное, на карту не поставлена ничья жизнь.
Я никогда по-настоящему не думала о тех профессиях, где люди работают с чужим сердцем. Жером сохранил спокойствие. Хотя я чувствовала, как он встревожен. Но он не показал этого своей заместительнице, а уж она-то была сильно обеспокоена. Думаю, я бы на их месте вообще расклеилась. Какая же сила воли должна быть, чтобы выдерживать такие ситуации.
Он, пожалуй, хорошо сложен. Физически. В такого я могла бы влюбиться, если бы не его отвратительный характер. Надо сказать, он улучшается. Теперь я понимаю, почему Поль хотел, чтобы Жером поплакал. Это освободило его от ноши, которую он нес, как Христос – свой крест. Вот уж никогда не думала, что моцион может так изменить ход событий…
И все же характер у этого Жерома отвратительный.
Да к тому же он женоненавистник… Немножко…
Плевать!
Сияли улыбки, развязывались языки, встречались взгляды. Постепенно происходило приручение. Жером по-прежнему отгораживался некоторой недоверчивостью, но понемногу начинал переваривать. Его желудок работал, словно получил отличную лекарственную траву. Но пока он довольствовался их обществом – так человек без аппетита поглощает безвкусные блюда, просто чтобы выжить. Он хотя бы выжил. Возможно, как раз в этом он больше всего нуждался после смерти Ирэн. В человеческом тепле. Не физическом, это не обязательно. Во взгляде, в улыбке, в хорошем настроении, в человеческой радуге всех оттенков, которые приходят к вам, чтобы сообщить, что другие сердца продолжают биться.
В то утро за завтраком Людовик достал кисти и коробку с красками и стал рисовать на листе бумаги широкие закругленные полосы, постоянно обмакивая кончик кисти в синюю формочку.
– Посмотви, мамочка, я нависовал синюю вадугу.
Жюли снисходительно глянула на него.
А он взялся за другой лист и сказал:
– А сейчас я нависую желтую вадугу…
– Хорошо он говорит, – заметил Жером, – жалко только, что «р» не выходит.
– Это как слезы, – откликнулась Жюли. – Иногда так жалко, что они не выходят. А потом однажды все получается…
Вместо ответа Жером улыбнулся ей. Он смотрел на отца, который хлопотал на кухне. Поль нашел рецепт рагу из телятины под белым соусом и следовал ему буквально: даже соль взвешивал, что вызывало улыбку Жюли. Она-то считала, что в кухне все делается по наитию. Жером полагал, что она отвратительна. Кухня, а не Жюли. Теперь не Жюли.
И вот Поль заплакал горючими слезами. От лука. Поль все сильнее моргал и в конце концов бросил свою работу и ощупью выскочил из кухни на улицу, надеясь, что от морского воздуха его глаза перестанут слезиться. Жюли поднялась и молча принялась за чистку лука.
– Вы что, от лука не плачете? – понаблюдав за ней несколько минут, спросил Жером.
– Нет, из меня вообще нелегко выжать слезу.
– И вы еще делаете мне замечание, что у меня не сразу потекли слезы?
– Надо уметь плакать, когда это действительно необходимо. А в случае с луком – не вижу причин для слез, разве что вы испытываете к этому овощу особую нежность и не в силах рассечь его надвое. Ваш отец испытывает к луку особую нежность?
– Чистая химия. Какие еще корявые объяснения вы найдете?
– Да я смеюсь. Я никогда не плакала от лука. Так уж вышло. Есть люди, умеющие раздвигать пальцы ног, другие умеют сворачивать язык в трубочку, а вот я не плачу от лука. Мне бы надо было наняться в ресторан, где пекут эльзасские луковые пироги. Снимать шелуху с лука. Отличная профессия, между прочим.
– Вы снимаете шелуху с людей, уже неплохо!
– Я снимаю шелуху с людей? – удивилась Жюли.