От медоточивой улыбки Рогалевой-Кривиц-кой не осталось и следа. Губы ее побелели. Видно было, что она едва сдерживает ярость.

— Екатерина Дмитриевна, — уже немного оправилась от потрясения классная. — По-моему, вышло смешно. Вам не кажется?

Ища поддержку, Ольга Борисовна покосилась на Тараса Бульбу. Тот, однако, угрюмо молчал и старательно отводил глаза.

— Странная у вас, как я вижу, складывается обстановка в классе, — сухо произнесла Рогалева-Кривицкая. — Хочу вам напомнить, что юмор должен быть смешным. А это что?

— Но, Екатерина Дмитриевна… — чувствовалось, что Ольга Борисовна готова встать на сторону авторов «Новогоднего калейдоскопа».

Директриса, однако, не предоставила ей такой возможности.

— С вами, Ольга Борисовна, я побеседую отдельно, — перебила она. Затем, повернувшись к завучу, добавила: — Афанасий Иванович, снимите, пожалуйста. Отнесете ко мне в кабинет. И тех, кто сделал, прошу прямо сейчас ко мне.

Директриса удалилась. Афанасий Иванович, по-прежнему избегая встречаться взглядом с Ольгой Борисовной и с еще довольно многочисленным количеством ребят, оставшихся в классе, снял «Новогодний калейдоскоп» и вышел.

Самое пикантное заключалось в том, что большинство виновников торжества дольше всех пребывали в блаженном неведении. Так как оба урока литературы прошли и наступила большая перемена, Команда отчаянных преспокойно себе отправилась в столовую и, уплетая булочки с соком, обсуждала дальнейший план расследования.

В кабинете литературы случайно оказались лишь Баск и Дятлова. Им-то Ольга Борисовна и дала задание срочно найти остальных, а потом уже всем вместе отправляться в кабинет директора.

— Накрылась наша газета, — подлетел к столику, где сидела Команда отчаянных, Сеня. — Большим медным тазом накрылась!

Муму, поперхнувшись булочкой, зашелся от кашля.

— Ты о чем? — уставился Иван на Сеню.

— Газету сняли! — подоспела к столику Дятлова. Глаза у нее были заплаканы.

— Кто снял? Зачем? Почему? — в унисон выкрикнули Павел, Марго и Варвара.

— М-майборода, — всхлипнула Наташка.

— Но почему? — пребывал в полном недоумении Луна.

— Рогалева-Кривицкая приказала, — внес ясность Баск. — Явилась. Посмотрела. И приказала. Ольга там наша вся ни жива ни мертва. По-моему, ей тоже вломят.

— А г-говорили, у н-нас д-демократия, — уже заливалась в три ручья Дятлова.

— Кончай выть! — рявкнул на нее Баск. — И без тебя тошно!

Окрик его возымел эффект прямо противоположный желаемому. Дятлова зарыдала в голос.

— О-она же в-всегда г-говорила, ч-что у н-нас в ш-школе п-полная с-свобода, — сквозь слезы продолжала сетовать девочка. — А к-какая же это с-свобода, к-когда г-газету с-снимают. М-мы с в-вами т-так с-старались!

Наташка, опустившись на свободный стул, закрыла лицо руками и затряслась от плача.

— Ладно тебе. Успокойся. Пробьемся. Мы же ничего плохого не сделали, — наперебой принялись успокаивать ее ребята.

«Неужели Наташка и впрямь такая наивная? — с изумлением размышляла Марго. — Принимать за чистую монету речи Рогалевой-Кривицкой!

Екатерина Дмитриевна старалась при каждом удобном и неудобном случае подчеркивать уникальность их экспериментальной авторской школы. По словам директрисы, спонсор «Пирамиды», латиноамериканский миллионер русского происхождения Ярослав Хосе Рауль Гон-салес, вкладывает свои средства именно в создание учебного заведения, основанного «на лучших гуманитарных традициях русской интеллигенции». А потому в их «Пирамиде» каждый волен открыто высказывать свое мнение обо всем.

— Наташка права, — отвлек Марго от дальнейших размышлений Каменное Муму. — Вот она, наша демократия. Только не понимаю, чего Рогалева-Кривицкая взъелась? Ее-то мы в смешном виде не снимали.

— Боится наша Екатерина Дмитриевна, — вкрадчиво проговорила Варя. — Сами знаете, лиха беда начало. Сегодня посмеялись над Колобками с Тарасом, а потом и ее в каком-нибудь виде покажем.

— Надо бороться, — воинственно изрек Герасим. — Я лично этого так не оставлю.

— Эх, жизнь-кочерга, — покачал головой Павел.

— Вот сейчас основная кочерга тебе и начнется, — перебил Баск. — Нас ведь в кабинет директора вызывают,

— Да-аже та-ак? — протянула Варя.

— Сволочь этот Чича, — вдруг исказилось от злости лицо у Муму.

— Чича-то при чем? — вытаращился на него Баск.

— Накаркал, — убежденно произнес Герасим.

— Вот это мне в нашем Мумушечке нравится! — всплеснула руками Варя. — Мы делали газету, а виноват, значит, Чича: что накаркал.

— Ну, ребята, — Павел закинул в рот последний кусок булочки и поднялся, — пошли, что ли? Чему быть, того не миновать.

— Ох, сейчас она нам устроит камеру пыток, — выдохнул Баск. — Только бы предка не вызвали.

Друзья знали, почему он тревожится. Нефтяной олигарх Баскаков-старший воспитывал сына по методу Дж. Д. Рокфеллера, широко применяя систему материальных поощрений и взысканий. Если бы Виталия Семеновича Баскакова вызвали в школу, он неизбежно бы вычел из карманных денег Сени энную сумму. Ибо поход к директрисе — это потеря времени. А время нефтяного олигарха стоит дорого.

Наташка вытерла слезы и тоже встала из-за стола.

— Что ж, пойдемте, — всхлипнула она. Слух о гонениях на создателей «прикольной

газеты» уже успел облететь «Пирамиду», а потому на всем пути следования от столовой к кабинету Рогалевой-Кривицкой семерых ребят провожали сочувственными взглядами и еще более сочувственными напутствиями вроде: «Держитесь». Или «Не съест же она вас в конце концов». А кто-то неизвестный даже умудрился написать мелом на стене лестничной площадки: «Тарас — редиска». — Вот это правильно, — одобрил Герасим.

— Да при чем тут Тарас? — отозвался Баск. — Наш Бульба даже смеялся. Поэтому я бы совершенно другое лицо редиской назвал.

Несмотря на драматизм ситуации, друзья расхохотались. Очень уж не шло слово «редиска» важной Екатерине Дмитриевне.

— Ребята, внимание, — сказала Варя. — Приближаемся к кабинету «редиски». Уходим в глухую оборону.

Друзей разобрал нервный смех.

Перед самой дверью они все же сумели взять себя в руки и, сделав серьезные физиономии, шагнули в приемную.

— Проходите, проходите, — строго взглянула на них секретарша. — Екатерина Дмитриевна уже заждалась.

Ребята вошли в кабинет. Екатерина Дмитриевна восседала за широченным столом. Стена позади нее пестрела международными дипломами в застекленных рамочках. Кроме этого, тоже под стеклом и в рамочках, на стене висели многочисленные фотографии иностранных делегаций, снабженные восторженными отзывами по поводу посещения «Пирамиды».