Я могла бы счесть его давно умершим, если бы его слабо поднимающаяся и опускающаяся грудь не подтверждала то, что видели глаза. Если бы я была суеверной, я бы поверила, что он – один из тех оживших мертвецов, которые бродят по болотам Англии и похищают души людей.

Или поедают людей.

Всю жизнь меня интересовали биологические аномалии, например слоновая болезнь, гигантизм, сросшиеся близнецы и врожденное отсутствие пальцев, но это деяние Господа казалось слишком жестоким.

Молодая женщина была права. Это место способно порождать ночные кошмары.

Занавески делали мокрый вдох, потом выдох, влага заставляла их прилипать к дереву, а потом освобождаться при следующем порыве грозового ветра.

Я сделала вдох через рот. Нам нужно было или бежать снова вниз – и предпочтительно до самой железнодорожной станции, крича от ужаса, – или следовало немедленно заговорить с этим беднягой.

Я бы выбрала первое, даже если это означало бег под дождем в ботинках на высоких каблуках с риском сломать шею, но именно второе нам предстояло сделать.

Томас ободряюще кивнул, потом вошел в комнату, оставив меня стоять, прислонившись к дверной притолоке, и искать опору только в собственном рассудке. Если он в силах это сделать, то и я смогу.

Если бы только мое тело поспевало за смелостью мыслей.

Он придвинул к кровати два стула – их ножки протестующе заскрипели, – потом жестом пригласил меня сесть. Ноги перенесли меня через комнату по собственной воле, а сердце пустилось в галоп. Я спрятала руки в складках юбки, когда села. Мне не хотелось, чтобы бедный Торнли увидел, как сильно они трясутся; ему и так приходится достаточно страдать.

Жестокий кашель сотрясал его тело, вены на шее надулись, напоминая корни деревьев, выдернутые из земли. Я налила стакан воды из кувшина, стоящего рядом с кроватью, и осторожно поднесла к его губам.

– Выпейте, мистер Торнли, – ласково сказала я. – Это успокоит ваше горло.

Старик медленно отпил из стакана. Вода залила ему весь подбородок, и я вытерла ее носовым платком, чтобы он не простудился вдобавок к остальным болезням. Когда он напился, его мутные глаза обратились ко мне. Я подумала, что он, возможно, ослеп, но все равно улыбнулась ему. Через несколько мгновений на его лице появились признаки узнавания.

– Мисс Уодсворт, – он снова закашлялся, на этот раз не так сильно, как раньше. – Вы такая же красивая, как ваша мать. Она была бы рада, что вы выросли такой прекрасной, упокой, Господи, ее душу.

Хоть я и слышала эти слова всю жизнь, мои глаза все равно обожгли слезы. Протянув руку, я убрала с его лба редеющие волосы, стараясь не задеть открытых болячек. Я не думала, что он заразен, но не стала рисковать – не сняла перчаток. Он закрыл глаза, его грудная клетка замерла.

Сначала я ужаснулась, подумав, что он ушел из этой жизни в иной мир, но потом его веки задрожали и приоткрылись. Я выдохнула. Нам нужно получить ответы сейчас же. Я ненавидела себя за то, что приступаю прямо к делу, но боялась, что он быстро потеряет силы и не сможет долго разговаривать.

Я произнесла про себя молитву, чтобы мой обратный билет гарантировал мне прямую дорогу домой, в Лондон, чтобы дорога не свернула в ад.

Томас смотрел только на камердинера, не обращая внимания ни на что другое. Меня обдало холодом, когда я увидела, что на него совсем не влияет наше нынешнее положение и что он действительно умеет отключать свои эмоции по желанию. Каким бы ни было полезным это умение, оно было неестественным и напомнило мне о том, как мало я знаю о его жизни за пределами лаборатории дяди.

Словно почувствовав мое недовольство, Томас прервал свой процесс дедукции на несколько секунд, встретил мой встревоженный взгляд и кивнул. Это рывком вернуло меня из задумчивости к действительности. Я нагнулась ниже над кроватью, связав свои нервы в узел.

– Я понимаю, что вы больны, мистер Торнли, но я надеялась расспросить вас о моем отце, – я набрала в грудь побольше воздуха. – Мне бы также хотелось узнать, кем была мисс Эмма Элизабет Смит.

Он уставился на меня, потом его глаза – и мелькающие в них воспоминания – закрылись. Он переключил свое внимание на Томаса.

– Вы помолвлены с моей дорогой девочкой?

Томас так и залился краской, его броня дала трещину. Он ответил, заикаясь, глядя куда угодно, только не на меня:

– Я… ммм… ну… мы… она…

– Мы коллеги, – подсказала я, не в силах удержаться от радости, что он так всполошился. Несмотря на цель нашего визита и его странное поведение, я была очень довольна, что его хоть что-то выбило из колеи. Тем более что это произошло из-за меня. Он закатил глаза, когда я улыбнулась ему. – То есть мы оба учимся под руководством дяди.

Торнли закрыл глаза, но я успела уловить в них неодобрение. Даже на пороге смерти его возмутили мои занятия с дядей и мое участие в его неправедных исследованиях. Очевидно, то, что я не уделяю времени поискам мужа, было еще одним моим прегрешением. Мне стало бы стыдно, если бы у меня не было более важной причины находиться здесь. «Пусть люди думают что хотят», – сердито решила я, но тут же съежилась от стыда.

Этот человек умирает. Мне нечего тревожиться по поводу его мнения или сердиться на него.

Я села прямо и заговорила добрым, но более твердым голосом.

– Мне нужно, чтобы вы рассказали мне, откуда отец знал мисс Эмму Элизабет Смит.

Бывший камердинер отца смотрел через мое плечо в окно, по которому лились струи дождя, как слезы. Трудно было сказать: то ли он не обращает внимания на мои вопросы, то ли теряет сознание. Я бросила взгляд на Томаса – на его лице было такое же растерянное выражение, как и на моем, его тоже раздирали противоречивые чувства. Ужасно наседать на умирающего, и если Томас Кресуэлл начинал догадываться об истинных причинах нашей поездки сюда, то я действительно отклонилась от правильного пути.

Возможно, я и правда такая достойная порицания личность, какой меня считает общество. Могу представить себе, что бы сказала тетушка Амелия и сколько раз она бы перекрестилась, приказывая мне молиться о прощении грехов. Она была фанатично религиозна.

Решив, что я достаточно мучила умирающего, я встала.

– Я должна перед вами извиниться, мистер Торнли. Я вижу, что расстроила вас, а это не входило в мои намерения. – Отпустив юбки, я сжала руками его холодные ладони. – Вы были замечательным другом нашей семьи. Не могу выразить, как мы вам благодарны за вашу отличную службу.

– Ты бы рассказал им все, дедушка.

Молодая женщина, которая открыла нам дверь, теперь стояла, скрестив на груди руки, у спинки его кровати, и голос ее звучал мягче, чем я от нее могла ожидать.

– Очисти свою совесть перед этим последним путешествием, – сказала она. – Что плохого может случиться, если ты расскажешь ей о том, что она хочет знать?