— А мне кажется, что не за горами тот день, когда ты не сможешь отделить свои желания от моих.

— Посмотрим, — сказала Элинор и загадочно улыбнулась, направляясь в гардеробную.

Элинор сидела в ложе оперного театра рядом с Себастьяном и размышляла о своем супруге. Он нарочно поставил себе целью путать все ее планы? Он расчетливый интриган, умело расставляющий ловушки? Или это получается у него само собой? Вместо того чтобы внимать прекрасной музыке, Элинор пыталась разгадать, что на уме у мужа. В своем сиреневом платье из тафты рядом с супругом, облаченным в великолепный фрак, она чувствовала себя дурнушкой.

Элинор немного робела, исподволь разглядывая Себастьяна. Конечно, нет никаких сомнений: ее изысканно одетый супруг — самый красивый мужчина в Лондоне. И к тому же абсолютная загадка для самой Элинор.

Как только они подъехали к оперному театру и вышли из экипажа, к Себастьяну тут же подошли несколько старых знакомых, приветствуя его возвращение в свет. Один не слишком хорошо воспитанный джентльмен весьма недвусмысленно спросил Себастьяна, не означает ли его возвращение, что в скором будущем в их семье можно ожидать наследника. Элинор сделала вид, что ничего не слышала, и только выше подняла голову.

Бестактный вопрос о наследниках повис в воздухе.

Элинор повернулась, чтобы направиться к лестнице, и в этот момент услышала, что ответил ее муж неприятному господину:

— Вы абсолютно правы. Скоро у нас должен появиться ребенок. Это моя самая главная задача на сегодняшний момент. Подожди меня, моя милая, куда ты так спешишь?

— Хорошо, что я узнала о твоих намерениях, — шепотом сказала Элинор, когда Себастьян догнал ее на лестнице. — Может быть, не стоит объявлять о своих намерениях плодиться и размножаться всем и каждому? Тебе не кажется, что это сугубо интимное дело?

Себастьян пожал плечами, насмешливо глядя на жену:

— А что еще я мог сказать?

— Можно было просто мило улыбнуться и промолчать, истинный джентльмен так бы и поступил.

И после этого Себастьян не проронил ни слова вплоть до того момента, как закончилась увертюра и завершилась первая ария, после чего он бережно взял Элинор за руку и прошептал чуть слышно:

— Ты права, милая. Сначала я должен был обсудить свои намерения с тобой.

— Вижу, что ты и в самом деле не любишь слушать оперу.

В его глазах забегали озорные огоньки.

— Мне больше по душе любовные игры.

Элинор бросила на него гневный взгляд. Себастьян ответил ей широкой улыбкой.

— Полно тебе. Не надо обижаться на того господина в фойе. Или на меня. Я вырос в большой и дружной семье. И нет ничего плохого, что надеюсь и сам завести большую семью. Разве мы уже это не обсуждали? Мы с тобой женаты много лет.

— Рада, что ты наконец это заметил, — вспыхнув, сказала Элинор, не глядя на мужа. Она убрала руку Себастьяна, раскрыла веер и принялась им обмахиваться.

— С тех пор как я вернулся домой, я не замечаю ничего вокруг, кроме тебя.

Она молча отвернулась.

Очевидно, Себастьян даже не подозревает, что она до сих пор оплакивает ребенка, которого потеряла. Помнит ли он вообще об этом? Элинор думала о том, как ей было тогда одиноко, как она сердилась на мужа, потому что его не было рядом, чтобы поддержать ее в трудную минуту, и нечаянно уронила веер на пол. Они нагнулись одновременно, чтобы поднять его, и Элинор почувствовала, как гладко выбритая щека Себастьяна коснулась ее щеки. От этой нечаянной близости и от волнующего запаха его одеколона она почувствовала себя обезоруженной.

Ее смущение усилилось, когда Себастьян осторожно спросил:

— Элинор, разве ты не хочешь завести детей? Помню, когда-то ты очень хотела этого.

— Дай мне, пожалуйста, веер, — вместо того чтобы ответить, попросила она.

— Я видел ту крестильную рубашку в шкафу.

— Ах, — прошептала Элинор, кусая губы. — Значит, ты не забыл?

Себастьян кивнул. Когда он протянул ей веер, она посмотрела на него и грустно улыбнулась. Он увидел у нее в глазах такую боль, что у него сжалось сердце. Себастьян пожалел, что затронул эту болезненную тему. Не надо было упоминать о ребенке. Только теперь, вернувшись домой и увидев, что его жена до сих пор хранит крестильную рубашку ребенка, который никогда не родится, Себастьян понял, что Элинор все еще страдает.

Подняв глаза наложи, он увидел, как кто-то помахал в их сторону. Себастьян принялся разглядывать этих людей в театральный бинокль, опасаясь, что, возможно, это тайные поклонники его жены.

Он нахмурился, опустил бинокль, а затем снова направил его на ложу.

— Ради Бога, что ты делаешь, Себастьян? — шепотом спросила Элинор.

— Нам машут три какие-то дамы преклонного возраста.

— Помаши им тоже.

Он протянул Элинор бинокль.

— Но я их не знаю.

— Зато я знаю. Это агенты, и они работают на герцогиню, — пояснила она. Это трио входило в шпионскую организацию, состоящую главным образом из дам знатного происхождения и уличных девушек. Столь необычная шпионская сеть орудовала в Лондоне под руководством герцогини. Одна из этих дам, например, в любой момент была готова, получив задание, проследить за чьим-то неверным мужем и доложить о полученном результате его жене. Другая могла быть направлена с заданием к модистке, чтобы, тайно проникнув в ее мастерскую, увидеть, какие шляпки у нее находятся в работе. Чтобы герцогиня могла быть уверена в том, что никто не появится в такой же, как у нее. Иногда ее светлости требовалось разузнать, что говорят в кулуарах о лошадях, участвующих в скачках, чтобы не ошибиться, делая ставки. Все сотрудники герцогини страшно гордились собой и своими тайными заданиями. Точно так же, как и сама Элинор.

— По-моему, этим дамам лет по семьдесят, не меньше, — удивился Себастьян. — И ты утверждаешь, что они…

— Леди Сэвил девяносто три, — пробормотала Элинор. — И она одна из лучших агентов.

— Ты, наверное, шутишь? — недоуменно заморгал Себастьян. — Не хочешь же ты сказать, что все эти пожилые дамы… агенты-шпионы?

Довольная впечатлением, которое произвели ее слова на мужа, Элинор улыбнулась. Как приятно видеть, как на ее глазах рушатся устаревшие представления о роли женщины в обществе!

— Недооценивать нас опасно, — многозначительно сказала она.

— Хорошо, учту на будущее, — с иронией произнес Себастьян. — И что, им известно, кто на самом деле этот Мейфэрский незнакомец?

Сделав большие глаза, Элинор зашикала на мужа:

— Тише, прошу тебя. Иначе об этом узнают все, кто пришел сегодня слушать оперу. Ты можешь сидеть тихо?

— Могу. Мне это часто приходилось делать — в подвалах, в пещерах, в бочках и даже в склепах. И часами я сидел там не шевелясь, если это требовалось.