На них глядя, по поводу грамоты мысли разные в голове в Павла роились: как жатва да все осенние полевые работы закончатся – еще и других парней к Демьянке в ученье отдать – Микифора, Гаврилу, Неждана. Неждан, правда, мог и не пойти – он все же не холоп был и не закуп – смерд, за землицу только обязанный. А вот Микифор с Гаврилой – холопы, по сути – рабы. Сия ситуация сильно тревожила Ремезова: как так получалось, что самые умелые воины – невольники? С чего б им усадьбу, хозяина своего защищать, живота не жалея? Раб, он и есть раб, с какой стороны ни возьми – и хорошего в этом мало. Мысли эти боярин покуда на потом оставил. Вот с жатвой да обмолотом закончить. А потом – праздник, веселье… заодно под это дело с и холопами можно будет решить – повысить их социальный статус.

Праздник… Да, уже скоро и праздник – конец осенних работ, да и вообще – всего сельскохозяйственного года. Все убрано, обмолочено, где надо – вспахано, озимые, опять же, посеяны. Что остается? Охота да торговлишка – мехами – рухлядью мягкой – на караванной тропе. Скоро, скоро пойдут, потащатся обозы санные по замерзшему Днепру, вверх – к Смоленску и вниз – в Черниговские земли да к Киеву.

Впрочем, к Киеву – вряд ли. Татары.

Осень 1240 г. Смоленское княжество

Всю первую декаду октября шли дожди, низкое небо затянулось серыми беспросветными тучами, набухла, чавкала под ногами, земля, кругом пахло сыростью, хмарью. Хорошо хоть с хлебушком-житом повезло, а вот свеклу да морковь убрать не успели и теперь опасались – как бы все не сгнило. Смотрели с надеждой на небо – авось, посветлеет еще, авось, да покажется солнышко.

Молились в часовенке, своей-то церкви в вотчине не было, не озаботились еще поставить, хоть и надо бы, да все руки не доходили – не такое уж и простое дело, храм выстроить, да еще и клир к нему найти. Куда проще – частокол, его-то сейчас – по дождю – и правили, подкапывали, рыли ров. И тут главное было – опятовских смердов с заглодовскими не ставить. Казалось бы, Заглодово да Опята – две соседние деревни, – а ненавидят друг друга хуже татар. С давних пор еще эта вражда повелась – то ли опятовская корова на заглодовскую межу забрела, то ли заглодовские парни за опятовскими девками подсматривали, когда те на реке купались… тут и не разберешь уже. Чисто сельская психология, по типу: у соседа корова сдохла – уже на душе веселей. Ремезов пока не знал, что с этим делать, но старался без нужды заглодовских с опятовскими вместе на работы да в сторожу ночную не ставить.

И снова хмурыми сырыми ночами, темными, хоть выколи глаз, полезли в голову нехорошие тоскливые мысли. А вдруг – это навсегда все! И скорее всего – именно так, незачем тешить себя несбыточными надеждами.

Павел даже вновь сел за расчеты… так и вышло, как и тогда, на песке. И еще дождь этот нудный – по крыше: кап-кап, как-кап… с утра-то до ночи! Так и хотелось иногда напиться до поросячьего визга.

Боярин уже перебрался в горницу, холодно стало в светлице, а горница топилась по-черному, дым ел глаза, клубился, мазал копотью черной стропила, лениво и нехотя выползая в узкие волоковые оконца. Одно хорошо – тараканов, клопов и прочей нечисти в доме не заводилось – видать, дымом же и выкуривались, так что нет худа без добра. Да и что сказать – к вечеру, протопив очаг, можно уже было спокойно сидеть в горнице, заниматься делами – организовывать быт, да и подумать пора уже было о зиме, о купцах, о Субэдее. Все же Ремезов не оставлял надежды на добавочный резонанс… а вдруг? Надо, надо сделать хотя бы попытку, иначе потом всю жизнь себя корить.

Ах, не спалось ночами… И девок постельных не хотелось, до чего навалилась тоска-кручина – хоть волком вой, хоть головой об стенку бейся. Да и напиться – проблемно, водку еще выгонять не научились, а медовухи много не выпьешь – обратно полезет. Разве что бражку… так ту надо под веселье пить, не под грусть и не с горя.

Под веселье… Черт побери, так ведь праздник же скоро! А к празднику нужно готовиться, не пускать это дело на самотек.

Подумав так, Ремезов сразу повеселел, не любил он долго в прострации находиться. Сразу же и велел кликнуть к себе всех, на кого полагался – тиуна, деревенских старост, Микифора, Гаврилу, Неждана, Демьяна Умника. Даргомысла не звал – гордый старик все равно не пошел бы, да и какое ему дело до чужих праздников: там, на выселках, все жили наособицу, сами по себе, правда, оброк платили исправно – кузнецким товаром да мягкой рухлядью, которую по зиме на продажу готовили. Да и князю Всеволоду Мечиславичу нужно было отстегнуть, как же без этого?

– Ну? – усадив всех гостей на длинную лавку, Ремезов прошелся по горнице, слушая, как стучит по крытой дранкой крыше дождь. – Как у нас обычно праздники проходят?

Парни – Микифор с Гаврилой – переглянулись:

– Знамо, как, господине. Весело!

– Хорошо, хорошо, – усевшись на скамью, Павел посмотрел на тиуна. – Давай-ка, Михайло, в подробностях все доложи.

Рядович поднялся, откашлялся, потеребил редкую свою бороденку:

– Пива за счет обчества – три бочки варим, да бражицы – два котла, да медовухи котел.

– Хватает?

– Еще остается… Да сам ведь знаешь все, батюшка!

– Знать-то знаю, – отмахнулся молодой человек. – Просто уточнить хочу. Значит, пития хватит?

– Всегда, господине, хватало.

– А заедки?

– Быка забьем, пирогов сотворим, блинов, каши…

Ремезов задумчиво кивнул:

– Ну, ладно, допустим, с материальной частью покончили. Теперь – о духовной.

– О чем, господине?

– Песни, пляски и прочее!

– Нешто плясать будем? – перекрестился Михайло-рядович. – То ж бесовское!

– Конечно, будем плясать! – тут же вскинулись парни. – Что за праздник без пляски. Да и тебе, Михайло, как медовуха в рот попадет – сам начнешь коленца выделывать.

Павел прищурился:

– А для танцев неплохо бы музыку…

Патефон и вальс «Дунайские волны», рио-риту можно – хоть и буржуазный танец… Господи, что за мысли такие? Рио-рита…

Ансамбль «Шокинг Блю» – самое то! Или – Сильвия Вартан.

Тьфу ты… хрен редьки…

– Ты почто кривишься, батюшка? Аль не угодил кто?

– Это я о своем, не парьтесь.

– А-а, ты, кормилец – про баню! Спроворим!

– Я о празднике, – Павел снова скривился. – Музыканты на усадьбе имеются?

– Девки песни поют складно.

– Песни – это одно, батюшка-боярин про музыку спрашивает.

– Так скоморохов пригласить!

– Ага, скоморохов – потом всей деревней грехи отмаливать.

– Да что, у нас своих, что ль не найдется?! – опершись руками на стол, громко спросил Ремезов. – Гудошников, свирельников… никто не играет?