– Варь, я в курсе, что ты сирота, – снова сшибает меня с ног. – Это не проблема для меня. И для нас проблемой быть не должно. Окей? – его тон спокоен, серьёзен. И обсуждению, как я понимаю, эта тема больше не подлежит.

– Окей, – киваю. – Извини, что врала. Мне хотелось, чтобы ты считал меня равной себе. Как-то так, – признаюсь честно.

– Забыли.

Мы едим яичницу с беконом, греческий салат с ароматным сыром и маслинами, а после уничтожаем и десерты. Запив всё это убойной порцией кофе, поднимаемся из-за стола. Илья что-то вычитывает в своём мобильнике, а я, покраснев до корней волос, взираю на кожаную папку, куда он только что бросил кругленькую сумму за наш завтрак, включая чаевые. Однако предлагать разделить счёт не решаюсь, заведомо зная, какой будет реакция Ильи. Да и моей заначки едва ли хватит, чтобы закрыть третью часть счёта плюс чаевые официанту, на которые Филатов не поскупился – ещё один плюс в его копилочку.

Пару раз за утро ему кто-то названивал, но Илья каждый раз сбрасывал. Когда сели в машину, звонок снова повторился, а Филатов тяжело вздохнул.

– Ну блин, такой день хороший, а, – выдохнул раздражённо, но вызов всё же принял. – Да?

Собеседник что-то коротко сказал, а Илья поморщился.

– Да-да, и тебе доброе утро, пап. Я за рулём. Ты что-то хотел?

Отец, значит… Интересно, почему Илья не рассказывает о своей семье? Рано ещё? Или мне знать не положено? Хотя чего это я? Едва ли я имею право что-то ему предъявлять после того, как сама лгала.

– Нет, я сегодня в офис не приеду. В смысле почему? Я вообще-то учусь. Ну и что, что контракт? Пап, мне некогда, я серьёзно! – Филатов начинает раздражаться, а я невольно сжимаюсь в комок, почувствовав этот негатив физически. – А об этой… О ней я вообще ничего слышать не хочу. Я сам в состоянии разобраться со своей личной жизнью. Твоя помощь не требуется. Всё, давай, пап, я на шоссе, – бросает в трубку и отключается.

А я, частично услышав их разговор, вспоминаю Катрин и те её слова об отцах и договорённости.

– Илья, а можно тебя спросить?

– Что, маленькая? – он злится, но старательно делает вид, что это не так.

– Я о Катрин. Она кое-что сказала тогда. О какой-то договорённости, что ли.

– И ты туда же?! – вспыхивает, словно спичка, Илья. – Тема закрыта, я сказал! Всё!

Кому он это сказал? Катрин? Своему отцу? А я даже толком не поняла, о чём речь.

– Извини, – проговорила тихо.

– Ладно, забей, Варь. Не стоит забивать этими глупостями голову. Окей?

– Окей.

Я почти забыла об этом разговоре, когда подъехали к универу, а когда вошли в здание, то и вовсе всё вылетело из головы.

У доски для заметок и новостей столпилась целая куча народу, в основном парни. Кто-то делал фотки, кто-то смеялся в голос. А девчонки по углам перешёптывались, хихикая. И мне почему-то стало не по себе.

– Что это там? – нахмурилась.

– Пойдём посмотрим, – усмехнулся Илья, будто что-то знал. – Мы, собственно, за этим так рано и приехали.

– Зачем? – поспешила за ним, идущим, словно ледокол, сквозь толпу. И ошалела, увидев фотографии, которыми была увешена доска.

Катрин… На всех фотках, а их было не меньше пятидесяти, была она. Где-то почти голая, где-то пьяная, танцующая на бильярдном столе, а где-то и вовсе восседающая в развратных позах и являющая всем рассматривающим свои прелести. Как в белье, так и без. Чуть выше висели фотки ещё ужаснее. Там Катрин была в постели с каким-то парнем.

Сквозь гул и хохот я услышала тихий вскрик и повернулась к ней. Катрин стояла позади меня, а под руку её держала Алина. Обе с открытыми ртами и выпученным глазами. Ещё бы…

– Ты… Это ты! – взвизгнула она, глядя в нашу сторону, но не на меня. Илья? Это он сделал?

Я подняла на него глаза и увидела усмешку. Злую и жестокую. Казалось, рядом стоит не он, а его двойник. Настолько разными были эти люди… Один заботливый, добрый, улыбчивый. Другой же – злой, коварный, циничный.

Катрин с Алиной бросились срывать фотографии, но верхние, самые откровенные, достать было трудно. Кто-то подтрунивал над ней, кто-то открыто смеялся. И только я находилась в абсолютном шоке от увиденного.

Глава 27

– Что? – Филатов вздохнул, не выдержав её взгляда. – Жалеть её будешь? Эту овцу, потерявшую берега?

Малая поджала губы, будто сдерживаясь, чтобы не ляпнуть лишнего. И правильно, не надо злить его ещё больше. Потому что в случае с Катрин ему было наплевать на всё. На мораль, на то, что та дура там теперь чувствует. А вот Малую обижать не в кайф.

– Илья, – начала осторожно, а он отчего-то напрягся. – То, что ты сделал… Это ужасно. Да, Катрин та ещё змея, тут не поспоришь. Но такая месть, – вздохнула. – Это ненормально.

Филатов поморщился.

– Давай без этих вздохов-ахов. Она совершила ошибку, она за это ответила. Всё. Не хочу ничего слышать, – отрезал не особо вежливо. – Ладно, хорошего дня, мне пора, – а затем, закинув на плечо куртку, пошёл к выходу.

Резко расхотелось видеть в её глазах благодарность, да и вообще находиться в этом сраном универе. И да, блин, он ждал от неё благодарности! Или хотя бы понимания, что то, что он сделал, было ради неё. Никому не позволено трогать его Малую. Это он хотел ей сказать. Но малолетняя дура решила вдруг показаться белой и пушистой, а его сделать чудовищем.

Очередной звонок отца напряг ещё сильнее.

– Да! – рявкнул в трубку, хлопая дверью тачки.

– Тон убавь, не забывай, с кем говоришь! – услышал в ответ и, сжав челюсти, процедил:

– Отец, я сейчас занят.

– Да что ты? Чем же ты занят, позволь поинтересоваться? Со своими тёлками отрываешься?

– Я в универе вообще-то, – отрезал, собираясь сбросить вызов. Но старик предугадал его действия.

– Не смей класть трубку, когда я с тобой разговариваю. И дуй в офис, хватит прохлаждаться. У нас срывается важный контракт, эти остолопы ничего не могут сделать без пинка. Езжай и направь их на путь истинный.

– А ты чем занимаешься? – спросил, не скрывая сарказма. – Сашеньку свою…

– Угомонись, Илья! Я сказал, езжай в офис. Там тебя ждёт Валерич с бумагами. Возьми этот контракт, иначе я тебя уволю. Тебя и всю твою безмозглую команду сопляков. Взял их на работу, так работайте.

Про себя выругался и попытался придать тону равнодушия.

– Уволишь? Меня? Смешно.

– А кто тебе сказал, сынок, что