– И некоторые из нас вполне могут обойтись без мертвого груза, – бросил Ракеш, пиная Амира в голень.

Кунал закатил глаза.

Ему будет не хватать Лакша. Друг вечно опережал его на шаг – анализировал и взвешивал, ничем не выдавая своих чувств. На самом деле Лакш был, вероятно, идеальным противником для Гадюки – и Кунал на миг почувствовал себя виноватым, что не поделился тайной с другом. Когда они обсуждали планы, Лакш сказал, что собирается опросить железных дел мастеров, а Кунал сочинил сказочку о визите в Дом Айюл.

Нет, это его преимущество и ему искать Гадюку.

Куналу пришлось признать, что находиться в окружении других солдат было не так уж плохо. По крайней мере, это отвлекало его от раздумий. Но с этого момента ему придется сосредоточиться.

– В случае крайней нужды у каждого есть свисток для почтового ястреба. Не потеряйте их, и ваши шансы вернуться живыми возрастут, – произнес Лакш скучающим тоном. Однако Кунал заметил, как натянулись жилы на его шее, словно другу точно так же не терпелось оторваться от остальных.

– Согласен. Что ж, и куда бы мне податься? – спросил Ракеш, щурясь на солнце.

Кунал посмотрел в том же направлении. Красно-золотистый пейзаж северо-востока мерцал в потоках полуденного света.

Кунал оглянулся на оставшихся троих парней в блестящих от солнца доспехах. Он запечатлел в памяти образ: Ракеш с трудом сохраняет нужную посадку в седле, Амир с сожалением смотрит назад, туда, где скрылась Крепость, а Лакш шепчет что-то Ракешу, отчего тот багровеет.

Ветер напевал ему, что этот миг никогда не повторится и что потом все изменится.

Ракеш снова отвлек Кунала.

– Даже не думай ехать следом за мной, – предупредил он с явной угрозой, а потом поднял жеребца на дыбы и галопом умчался к побережью. Другие лошади заржали, тоже стремясь к свободному бегу. Кунал ощутил, как напряглись мускулы его лошади, будто она прочла его мысли.

– Наверное, пора прощаться, ребята, – сказал Лакш. – Не скажу, что желаю вам удачи.

Он кивнул товарищам, криво улыбнулся Куналу и постучал четырьмя пальцами по груди. Кунал также приложил пальцы к сердцу в ответном приветствии.

Лакш подмигнул другу и умчался в направлении, противоположном выбранному Ракешем.

– Мы – последние. Знаешь, куда ехать? – спросил Амир.

Кунал кивнул и потянул поводья.

Вперед.

Кунал оставил свою лошадь в конюшне, находившейся в окрестностях маленького городка Уджрал, и направился к центру. Лотки и палатки с продуктами играли красным, синим и зеленым цветами на фоне сереньких каменных и деревянных домов. Некоторые палатки по размеру напоминали шатры, а самые крохотные лотки лепились рядами друг к другу, словно детские кубики.

Долгожданное зрелище. Бурчание в его желудке превратилось в боль примерно милю назад, и Кунал умирал от желания съесть поджаренную лепешку с горчичными семенами и запить ее кувшином пахты, чтобы остудить жар от солнца, опалившего шею.

Только легкий пурпурный тюрбан на голове защищал его от зноя. Кунал мог бы утонуть в собственном поту. Солнце и слой бронзы на теле отнимали последние силы. Он забыл, насколько душной стала Джанса после высыхания реки Бхагья и насколько прохладным был климат в области Крепости. А сейчас, вспотев, Кунал обо всем вспомнил.

Где искать убежище Гадюки?

Днем раньше Кунал останавливался в гарнизоне и перерисовал там карту городов, где предположительно находились убежища мятежников. Первый из них – Уджрал, затем он обследует Фаор и Адартху. Кунал дополнил карту собственными сведениями, но их было негусто.

Он поспорил бы на свои доспехи, что она, маскируясь, обязательно остановится в одном из этих городов, – и тут как раз пригодятся его навыки следопыта! Но чем больше он об этом думал, тем ясней понимал, как мало знает о ней.

Щиты Сенапа обучались распознавать цели по одежде, акценту, манере поведения. Однако акцент Эши не принадлежал ни к одной области – она то растягивала гласные, как в Варулоке, то не проговаривала их, как в Парвалокхе. На кайме ее сари не было вышитого узора какого-либо Дома или области, неважно, Джансы или Дхарки. Единственная необычная вещь – булавка сари, которую он увидел в ночь их первой встречи. Навершие было сделано в форме жасмина, цветка, в изобилии произраставшего в Дхарке.

О чем говорила эта деталь, он не знал. Пожалуй, только о том, что ее прошлое не совпадало с маской. Поэтому он решил выследить ее, опираясь на единственную вещь, которую Эша не могла изменить.

Кунал проверил сумку – на месте ли свиток с портретом Эши, который он нарисовал лично? Роясь в сумке, он не смотрел, куда идет, и не услышал грозного окрика.

На него рухнули стопки разноцветных тканей, закутав с ног до головы. Споткнувшись, он сшиб груду кремовых яблок и едва устоял на ногах.

Лавочник выскочил на улицу, раздувая ноздри и яростно выкрикивая оскорбления с горящими от злости глазами. Кунал склонил голову и быстро как мог вернул фрукты на место, уже готовясь просить прощения.

– Ты не украдешь у меня, жалкий…

Кунал приготовился выслушать продолжение, но лавочник вдруг остановился примерно в футе от него. И прежде, чем ему удалось распознать мелькнувшее на лице невысокого мужчины выражение, тот униженно распластался на сухом песке – верхушка хитро свитого бежевого тюрбана почти коснулась ног Кунала.

Кунал в изумлении поглядел на мужчину и мгновенно наклонился, чтобы поднять его на ноги. Винить за разгром следовало только собственную рассеянность.

Вместо того чтобы поднять лавочника с песка, Кунал упал на колени рядом и взял за плечо. Тот что-то мямлил о ненадежной ткани и о том, как приказал помощнику подвязать все отрезы.

Все это походило на извинения. Только вот Кунал не мог понять – за что.

– Хозяин, я смиренно прошу прощения. Я не хотел красть и, если принес ущерб вашему прилавку, желал бы его возместить.

Кунал убрал руку с плеча мужчины, оцепеневшего от прикосновения, и потянулся к своему кошельку. Лавочник ударил его по руке, а потом снова в ужасе оглядел – глаза стали круглыми, словно тарелки из нержавеющей стали, которыми он торговал.

– Мне так жаль, – поклонился лавочник, торопливо произнося слова. – Я не видел… не признал… этот тюрбан… – Он сделал паузу. – Эменда, господин. Нет. Я не могу принять их, – и он заломил руки.

Кунал поднялся на ноги. Он знал, что только к генералу Хотха обращались «эменда». Это почтительное наименование вошло в моду лишь после захвата королем трона – до того Джанса была равноправным обществом.

Кунал потянулся к мужчине, качая головой, но тот почти отпрыгнул.

– Тогда позвольте мне что-то купить, – предложил Кунал.

Мужчина выглядел так, будто вот-вот снова запротестует, и Кунал заметил косые взгляды в сторону его кирасы и золотых наручей.