– А вы чем тут занимались, пока меня не было? – спросила Снежана, чтобы сменить тему. Все, что касалось Зимина, ее смущало.

– О-о-о, – оживилась тетушка, – твоя мама показала мне, что такое сколки. Мы с ней разглядывали работы нашей дорогой Таточки, и должна признать, что это великолепно, по-настоящему великолепно! Если бы я родилась и росла здесь, в России, то совершенно точно научилась бы плести кружево и продолжила династию кружевниц Елисеевых. Но раз уж судьба распорядилась иначе, я страшно рада, что вы обе стали кружевницами. Убеждена, что прабабушка Тата очень бы вами гордилась. Дорогие мои, а вы не будете против, если я заберу какой-нибудь сколок с собой? На память.

– Разумеется, ни капельки не против, – воскликнула мама.

– Татьяна Алексеевна, а вы уже выбрали, что именно хотели бы взять? – с тревогой спросила Снежана. – Дело в том, что я сейчас работаю над одним очень крупным заказом, и часть сколков нужна мне для работы. Я не отказываю вам, просто если вы выберете какой-то из них, то мне нужно быстро его перерисовать.

– Я бы хотела получить вот это панно, – Елисеева протянула Снежане пожелтевший лист с крестами и куполами, тот самый, который навевал ассоциации с кладбищем. Слава богу, это панно Снежану совершенно не интересовало.

– О, замечательно! Этот рисунок мне не нужен, – воскликнула она. – Вы можете его забрать. Совершенно непонятно, о чем думала ваша прапрабабушка, когда разрабатывала этот сколок. Он абсолютно непохож на другие ее работы. Она никогда не плела скатертей и панно, все больше узоры для элементов одежды. Я это по экскурсиям в музее помню. И кстати, самого панно тоже нет: то ли не сохранилось за давностью лет, то ли Тата его так и не сплела.

Коробку с оставшимися сколками Снежана снова унесла в мастерскую. За выходные она сплела несколько образцов для коллекции домашнего текстиля по заказу капризной Светланы Павловны. Встреча с той была назначена на понедельник, и переносить ее Снежана не собиралась – берегла репутацию.

Плести пришлось по ночам – два выходных дня Снежана вместе с мамой и тетушкой прибирали разгромленную дачу. Точнее, прибирала Снежана, едой их обеспечивала мама, а Татьяна Елисеева, выделившая машину, на которой они ездили за город, бродила по осеннему лесу, зачерпывая ногами в выданных ей резиновых сапогах разноцветную листву и улыбаясь от обуревавшего ее восторга.

Ей нравилось все вокруг: лес, рыжая мокрая листва, старый дачный дом, его внутреннее обустройство, сосед Роман Юрьевич, его собака Ласка, синева неба, разрезанная голыми ветвями яблонь, запах прелой травы, ее легкая осклизлость под ногами.

– Запах родины! – то и дело восклицала пожилая дама.

Эта ее экзальтированность казалась Снежане наигранной. Несмотря на то что за минувшие дни ей ни разу не удалось поймать тетушку не только на лжи, но и на малейшем несоответствии, доверять ей она так и не начала. Родственница-миллиардерша, свалившаяся как снег на голову! Практически Донна Роза из Бразилии. Ага, как же! Плавали, знаем. Не бывает таких сюжетов в жизни.

К утру понедельника дача была прибрана, а кружевные образцы сплетены – к визиту Светланы Павловны все готово. Единственное, что немного огорчало Снежану, – это пропавший следователь Зимин. Вернее, ей был нужен, разумеется, не он сам, а обещанный дневник каторжника, про который рассказывал подозреваемый в убийстве женщины в лесу.

Почему-то Снежане казалось, что между этим каторжником, убитой женщиной, а также появившейся родственницей и даже разгромом дачи существует какая-то связь. Какая именно, она сказать не могла, более того, ругала себя за буйство фантазии, но выкинуть из головы глупые мысли не получалось. Ей обязательно нужно было прочесть дневник, и следователь ей это обещал, и вот, на тебе, пропал! Звонить ему сама Снежана не решалась.

В мыслях о дневнике, мужской необязательности и собственной нерешительности она провела все выходные и в понедельник встала с твердым намерением напомнить о себе сразу, как закончит работу.

Ровно в полдень, как и договаривались, в ателье снова появилась Светлана Павловна с сыном, сопровождавшим ее как тень. Скользнув за матерью в дверь, он уселся в Снежанино кресло, обтекая его своим худосочным телом. Ну точно, плющ! Ядовитый сорняк, а не человек.

Коробка со сколками Татьяны Макаровой была предусмотрительно захвачена из дома, и сейчас, решив не обращать внимания на неприятного посетителя, Снежана начала деловито раскладывать их на стеклянном столике, где они обычно показывали образцы тканей. Свои сколки она еще дома отложила в сторону, честно выполняя уговор – все рисунки должны быть винтажными, девятнадцатого века.

Сколков с вензелем Т.М., подтверждающим авторство Татьяны Макаровой, в коробке осталось одиннадцать. Не хватало только кружевного панно, но оно на скатерти и простыни не годилось совершенно, так что о нем заказчице даже говорить не стоило. Помимо сколков Снежана разложила три сплетенных образца и теперь наглядно объясняла, как будет смотреться на ткани тот или иной узор.

Видимо, клиентам действительно было интересно, потому что разглядывал образцы даже Артемий. Ну, надо же, до этого Снежана была совершенно уверена, что мужчины не имеют тяги к «финтифлюшкам», как называл все это ее папа. Но сына Светланы Павловны финтифлюшки очень даже интересовали. А сам он, в свою очередь, ужасно интересовал Лиду, которая нарезала круги вокруг посетителей, бросая на молодого человека томные взгляды. Снежану это ужасно смешило.

Тридцатилетняя Лида была помешана на том, чтобы выйти замуж, но отпугивала потенциальных женихов именно тем, что своих матримониальных планов не скрывала, была деловита и напориста. По крайней мере, ее жаркие взгляды на Артемия не оставляли ни малейшей возможности быть неправильно истолкованными. Молодой человек старательно делал вид, что не замечает пышногрудой красотки, то и дело дефилирующей мимо, чтобы предложить чаю, принести образцы тканей или просто сделать вид, что ей нужно в другой конец комнаты.

– Больше у вас ничего стоящего нет? – наконец спросила Светлана Павловна. – Это все старинные образцы, которые вы можете предложить?

– Да, – сердито сказала начинающая терять терпение Снежана, – я же говорила вам, что это рисунки одной из очень известных вологодских кружевниц, моей дальней родственницы Татьяны Елисеевой, в девичестве Макаровой. Я принесла вам все ее сколки, которые сохранились в семье до наших дней. Вам придется выбрать из того, что есть, или вовсе оставить идею сделать фирменную коллекцию текстиля. В конце концов, я на этом не настаиваю.

За ее спиной испуганно ойкнула Лида, испугавшаяся, что крупный заказ (а может, заказчик) уплывет из ателье. Но Снежане уже было все равно. Светлана Павловна поменялась в лице.

– Я вовсе не отказываюсь от заказа, – поспешно сказала она. – Поймите меня правильно: просто хочется быть уверенной, что за свои деньги я получаю лучшее. Из того, что вы показали, мне нравится самый первый образец. Он действительно самый подходящий, вы были правы. Но если вдруг есть еще варианты, я просто хочу их посмотреть.