Мы с Вовой подружились на почве любви к футболу. Из него вышел классный вратарь. Жаль, что тренеры из какой-нибудь футбольной школы не заглянули к нам и Вовкин уровень так и остался любительским. Впрочем, это было ожидаемо: кто станет искать среди детдомовцев будущего второго Яшина? В государственной системе воспитания сирот нет места талантам.

Однажды… Как много радостных событий начинается с этого слова. Например, однажды я родился. Или однажды я выиграл в лотерею. В жизни много можно найти событий, случившихся только однажды или единожды. Итак, однажды к нам приехала комиссия. Комиссия вошла в ту самую дверь, обитую дощечками, нашу детдомовскую дверь. Комиссию ждали. Новые клеенчатые скатерки в столовке, гостевой обед № 1, то есть самый вкусный, тот, который, по словам директора, подается каждый день. А на деле — единожды, по случаю. Комиссия вошла к нам в лице четырех человек. У одного из них была борода, и он был главным, у второй на плечах была красиво повязана фисташковая шаль, третий блестел очками и имел немного нелепый вид, четвертый ничем особо не отличался, ну разве тем, что был кругловат, улыбчив и внешне походил на известного советского актера Евгения Леонова. Борода в этой четверке был психологом. Они привезли тесты, еще тесты и немного книг.

Зверь Кашля

Кашля попросили нарисовать какого-нибудь несуществующего зверя. К Кашлю обратились чрезвычайно вежливо:

— Садитесь, молодой человек. Простите, как вас величать?

— Кашлем.

— Не понял вас?

— Кашель. Кашелёв Максим Викторович, если вам так будет угодно. — У Макса была не превзойденная никем способность — попадать в тональность тому, с кем он говорил. Из-за этого часто казалось, что разговариваешь сам с собой.

Максим тряхнул своей белой гривой, доходившей до лопаток. С его хвостом сначала боролись, а потом махнули рукой. Пробовали Макса по-местному окрестить Гривой, но как-то не прижилось. Так и остался Кашлем. Кроме длинных, почти белых волос у блондина Макса была еще одна заметная особенность — небольшой горб.

Заведующая, наш психолог и воспитатель робко предложили заменить задание. Всем было известно, что Кашель мог нарисовать только три вещи: могильный крест, человека-схему и Колобка.

— Нет-нет! Пусть юноша нарисует то, что я попросил, — утверждающе указал рукой на лист Борода.

Макс погрузился в творчество, а персонал — в тревожное раздумье: тест обещал раскрыть глубины подсознания. А что водилось в этих глубинах у Кашля, одному Богу известно. Максим вспомнил, как в детстве в какой-то книге со сказками видел птицу с человеческим лицом. Через пару минут протянул бумажный лист Бороде. В центре листа красовалась диковинная птица — кашелевский Сирин. У птицы была круглая, как у совы, голова. Такие же круглые глаза. Нос, чем-то похожий на клюв какаду, но главным было не это. Человекоподобная птица, как и полагается в мифологическом представлении, демонстрировала большую грудь, которую Кашель благоразумно прикрыл чем-то напоминающим лопухи.

— А кто это?

— Как — кто? Несуществующее животное. Это птица Сирин, — в тон Бороде ответил Кашель.

— А как ее зовут? — тоном внимательного врача задал вопрос пациенту Борода.

Максим взял долгую паузу, было видно, что подбором имени он не озадачивался.

— Хренотут.

— А почему у нее такое имя? — Профессору (человек с такой бородой просто не мог не быть профессором), похоже, не терпелось узнать, чему обязана пернатая с якобы человечьим лицом такому имени.

— А нипочему. Хренотут, и всё тут.

— Интересно было бы узнать, где может жить такая птица? — Бородач втягивал Макса в диалог.

— В книге. Птица жила в книге моего отца.

Юмор Кашля никто не оценил. И никому не пришло в голову, что нарисованное им несуществующее животное возникло из прошлого, где была детская книжка со сказками. Были сказки. Была мама. Нет сказок. Нет мамы. Потому и Хренотут.

Мне эта детская история вспомнилась в связи с рассказом Вовки о его устройстве на работу. Вовка сменил много рабочих мест. Как-то он пришел устраиваться менеджером в магазин. Молоденькая сотрудница отдела кадров протянула ему листок и попросила нарисовать несуществующее животное. Вовкин зверь не понравился девушке, и Вовке в работе отказали. После этого случая он купил книгу с тестами и их расшифровками. Внимательно прочитал и даже написал в своем блоге пост «Обмани психолога». А инструкцию по рисованию необычных и диковинных зверей назвал в память о Кашле «Хренотут».

Я ничего не написал о встрече с актрисой с именем моей первой любви. Я тогда устроился на работу в бригаду. Мы ставили кованые заборы у загородных домов. Дом Актрисы стоял под сенью сосен в дачном поселке. Давно заметил, что люди любят сосны и березы. Перед домом стриженые газоны и овальный стол под тентом. Никакой выпендрежностью дом не страдал. Обладал он какой-то простотой, как и сама его владелица. Хозяйка дома любила выйти и поговорить с нами. После работы я решил сделать набросок ее портрета, когда она сидела на террасе в кресле. Все это чем-то напомнило мне витражный домик и его хозяйку. Я стал набрасывать по памяти тот домик, только вместо Ольги Борисовны рисовал ее.

— Что рисуешь?

Она подошла неожиданно.

— Вас.

— А ну, покажи!

Несколько минут Актриса внимательно рассматривала рисунок.

— Да ты талант! Учился где?

— Нигде. Детдомовский я.

— Вот как. — Интереса в голосе было больше, чем удивления.

Она задала несколько вопросов о технике рисования. О цвете. Тогда я предпочитал два цвета — черный и белый. Потом она спросила, кто учил меня рисовать. Завязался разговор, и я понял, что мне хочется рассказать ей о Любе, о детской мечте, о том, о чем я вообще никому никогда не рассказывал. Неожиданно для себя я выложил все про свою тайную страсть. Имя ей — мотоциклы. Они дают ощущение свободы. Дорога, ветер, одиночество…

Мне было лет десять, когда я встретил свою мечту. Точнее, услышал. Тишину провинциальных дворов нарушили звуки. Звуки свободы. Через арку выезжал блестящий мотоцикл. На нем сидел, как мне тогда показалось, дед. Руки в кожаных перчатках. Мы высыпали за забор. Дед уехал вдаль. Вот так я понял, что люблю мотоциклы. Много позже я узнал, что дед не дед, а просто сильно бородатый, как и положено, байкер, что мотоцикл — «харлей». Еще я понял, что эта моя любовь так и останется одной из главных моих страстей.

Она слушала, куталась в плед, кивала. Улыбалась какой-то особенной, доброй улыбкой, соглашалась со мной движением глаз, иногда перебирала пальцами, словно подбирала музыку в такт к неведомым словам, а потом попросила принести чай всем рабочим и большой поднос со сладостями.