Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вот как… — протянул знахарь. — Похоже на сильный испуг. Придется воск выливать… Ты вот что, суженый-ряженый… Или иди во двор покурить, или сядь где-то в уголке и не вертись под ногами! — прикрикнул недовольно на парня, который встал за плечами и глазел, как он достает из наплечной сумки разные непонятные принадлежности.
Здесь были и сальная свеча, и выщербленная миска, странно расписанная по каемке и на донышке. К этому добавились манерка с бесцветной жидкостью и несколько пучков сушеных трав.
Сперва знахарь зажег свечу, налил в миску свяченой воды, всыпал туда немного какой-то травы, дал все это девушке в руки и приказал держать над головой. Позже вытащил из сумки кусок воска, чашку и вышел на кухню. Не было его каких-то пару минут, после чего он вернулся в комнату, быстрым шагом подошел к Оксане и тихо сказал:
— Думай о том, чего ты испугалась, — а сам тихо-тихо и быстро-быстро что-то зашептал и вылил расплавленный воск в воду в миске, которую девушка по-прежнему держала у себя над головой.
Закончив шептать заговор, дед Верес затушил огарок и взял у Оксаны миску.
— Вот и все, деточка, — сказал ласково, — теперь тебе станет лучше.
Степан подошел к нему и с любопытством заглянул в миску. Выливание воска на испуг проводилось часто, особенно детям, поэтому парень знал, что форма слитка должна указать на причину страха. И не ошибся. С миски на него лукаво косилась чертячья рожа, образовавшаяся из застывшего воска. И Степану даже показалось, что изображение вдруг подмигнуло насмешливо и на мгновение высунуло язык.
— Вот это да! — не удержался от восклицания Небаба. — Да чтоб мне первым вареником задавится! Черт! Ну, точь-в-точь! Как на иконах малюют…
Знахарь посмотрел на изумленное лицо парня и сам заглянул в миску.
— Чего только не деется на свете божьем, — сказал тихо и перекрестил восковую маску. — Раньше такое диво только в Купальскую или Рождественскую ночь приходилось видеть, а теперь и на Маковея узреть сподобился.
Потом аккуратно достал сгусток из воды, положил на тряпицу, присыпал сверху сухим листом, отчетливо пахнувшим на всю горницу мятой. Завернул и сунул себе за пазуху.
— Потом уничтожу, — молвил негромко и спросил. — А мне никто ничего объяснить не хочет?
— Я скажу, дедусю, — отозвалась Оксана. Хоть и слаб еще был голосок, но выглядела девушка значительно бодрее. Даже румянец на щечки вернулся. Видно, на пользу пошла ворожба. И прибавила твердо. — Только пусть казак сначала из хаты выйдет… При нем говорить не стану.
— Ишь, чего удумала!.. — ударила руками об полы Одарка, что только вошла и ничего не поняла. — Гостя из хаты гнать? Сперва лежала, как неживая, а глаза открыть не успела — чудить начинаешь?
— Не шуми, Одарка, — цыкнул на нее знахарь. — Так надо. А казаку не помешает на коня глянуть.
— Да чего там глядеть? Я уж сделала все… — растерянно пробормотала Одарка.
— Ну, надо, так надо, — усмехнулся хозяйке Небаба. — Я же не насовсем уйду. И не надейтесь. Покурю во дворе и вернусь. Вы даже стол накрыть не успеете… — и, под одобрительный хохоток деда Вереса, вышел в сени.
* * *
— Одарко, может, тебе тоже, того… лучше с гостем? — как бы невзначай заметил знахарь.
Но та, не говоря и слова, прошла в комнату и присела у изголовья дочери с таким видом, что любому стало понятно: отсюда ее вынесут только вперед ногами.
— Ладно, сиди… — разрешил дед Верес. — Но чтоб, ни гу-гу. Говори, красавица: чего поведать одному мне хотела?
— Гадали мы с девчатами… — все еще опасливо поглядывая на двери, начала Оксана. — На суженого…
— Не вы первые, — пожал плечами ведун. — И что в этом такого страшного? Каждый год девки гадают… И не только в Иванову ночь. На Андрея, бывает, еще и не такое узреть случается.
— А то, — голос девушки немного окреп. — Что лицо мне в венке показалось, точь-в-точь, как у этого казака, что от оборотня меня спас. Вот…
Одарка только охнула.
— Какого еще оборотня? — проворчал старик. — Померещилось тебе, пока без сознания свалилась? Видел я дурных девок, но ты Оксанка всех перещеголяла. Мало ли чего показаться могло? А если даже и так? Тьфу на тебя еще раз! Вот скаженная. И мне старому памороки забила!
— Кровь текла ему по лицу… — не обращая внимания на слова старого знахаря, прошептала девушка. — И сам он как неживой был.
— И опять ты глупости говоришь, — рассердился дед Верес. — Не каждому ведуну дадено будущее зреть, тем более — толковать, а ты вон куда повела. Забудь!.. Казацкое дело без крови не бывает. Воин возле смерти денно и нощно ходит. А о ранениях я и вспоминать не хочу. Сладится что промежду вас, если гаданию веришь, — совет да любовь. Но тут я тебе не подмога. Позабыл уже, когда за девками бегал… или — они за мной? — словно призадумавшись, хмыкнул знахарь. — Это больше по женской части. Матушка лучше объяснит. Верно, Одарка?
— Отстегать крапивой по одному месту, мигом все болячку пройдут, — насупилась мать. — И любовь, и слабость. Казацкая нагайка тоже хорошо лечит. Может, гостя нашего позвать? Ей, Степан!
— Мамо, не позорьте! — как ошпаренная подхватилась Оксана. Но слаба еще была. Пошатнулась, опять побледнела и села без сил обратно на сундук.
— Что ты, что ты, доченька… — обняла ее мама. — То я так, сгоряча, брякнула. Шутейно…
— Звали? — сунулся в хату Небаба.
— Звали, — подтвердил дед Верес. — Все тревоги остались позади. Теперь ты нам расскажи, что за оборотня девица поминает?..
— Так рассказывать особо нечего, — пожал плечами Степан. — Увидели всадника, что от села поспешал с большим свертком поперек конского хребта. Окликнули. Он удирать стал. Догнали… наши стрелы, а потом и мы сами подоспели. Развернули холст, и нашли Оксану.
Одарка опять охнула.
— Ну, собаке и смерть собачья, — сурово насупил брови дед Верес и наказным тоном продолжил. — А ты, Одарко, и ты, Оксано, не забудьте, за здоровье казаков помолится в воскресенье. Вовремя они успели. И главное, ангела-хранителя поблагодарить не забудьте, за то, что помощь позвал. Ну, а пока, мечите на стол все, что в печи есть. Надо дорогого гостя от души чествовать. Благодарность человеческая тоже Господу нашему угодна.
И пока мать стояла, растерянно вытирая фартуком и без того чистые руки, Оксана, что уже почти полностью ожила, бросилась накрывать на стол.
Пока Небаба с дедом Вересом умывались, девушка принесла горшок дымящегося борща и полную миску гречаников. Отдельно — гарнец густой сметаны. Нашелся к праздничному столу и кувшин сливянки. Запахло так, что слюна сама потекла…
За казаком и старым знахарем ухаживали, как за маленькими детьми. Разве что из ложки не кормили. И только когда все было съедено и выпито, дед Верес позвал Небабу.
— А пойдем-ка, проводишь меня. Хочу еще тебя кое о чем расспросить…