— Муромцева, кончай дурью маяться! А то придется менять фамилию на Дуромцева.

А я в ответ блаженно улыбаюсь. Давно мне не было так хорошо!

— Мам, — встретила меня Катюха. — Бабушка звонила!

— И что говорит?

— Что хочет сама за нами прилететь. Мам, ну не надо! Лучше мы одни! Та к интереснее. Королевские марокканские авиалинии! Это же мечта! Улетаем в Касабланку! А с бабушкой не то! Мам, ну попробуй ее уговорить, скажи, что мы уже не маленькие!

— Да скажу! Но ведь еще надо получить разрешение от твоего папаши… А мне ему звонить…

— Бабушка уже позвонила. И он сказал, что сделает. Ты только должна ему позвонить не позже двадцатого, а то он куда-то слиняет.

— О господи! Ладно, сделаю. И бабушку попробую уговорить. В самом деле, чего ей летать взад-вперед в ее возрасте.

— Мам, не откладывай, позвони ему сейчас, чтоб уж не мучиться. Вот тебе трубка, звони!

— Думаешь?

— Ну я ж тебя знаю, мамочка. Зачем лишние мучения? Лучше сразу зуб вырвать!

— Ну, может ты и права.

Я собралась с духом и позвонила.

Ответила его жена.

— Можно попросить Дмитрия Сергеевича?

— А кто его спрашивает? — как мне показалось, всхлипнула женщина.

— Валерия Муромцева.

— Лера? Вы насчет разрешения на выезд Катеньки?

— Да.

— Дима уехал, но разрешение оставил. Может, мы бы с вами где-то пересеклись?

— Да, с удовольствием! — вырвалось у меня.

— А давайте прямо сегодня часов в шесть у метро «Кропоткинская». Вас устроит?

— Вполне. Но как мы друг друга узнаем?

— Я вас узнаю. Я видела вас, мне Дима как-то показывал…

— Отлично, спасибо, только, извините, я не знаю, как вас зовут.

— А… Марина.

— Ах да, я вспомнила, простите.

— Ничего страшного, — опять всхлипнула она.

— Марина, вы плачете?

— Нет-нет, просто… у меня насморк. До встречи, Лера.

Мне понравился ее голос, мягкая манера говорить. Наверное, хорошая женщина… А этот монстр довел ее до слез. И какое счастье, что не придется с ним встречаться. Я везучая, что ли? Кажется, я в это скоро поверю. Вот увижу Игната и тогда поверю окончательно!

— Везучая ты, мам!

— И не говори!

— Мам, а ваши в «Браслете» совсем офи гели?

— А что? — вскинулась я.

— Помнишь, там Настя находит котенка?

— Ну?

— Котенок у нее такой темненький весь, пушистенький. А когда вырос, стал гладкошерстным и белопузым.

— Серьезно?

— Ага! Это что, такая проблема, найти темного пушистого кота? Тоже мне невидаль? Ну нельзя же так не уважать зрителя!

— Ох, Катюха, не сыпь мне соль на раны…

— Да ты при чем?

— Меня это бесит. Создается впечатление, что всем наплевать на конечный продукт. Они просто думают, что никто не обратит внимания, какой там котенок был двадцать три серии тому назад. Козлы! Ненавижу!

— Ладно, мам, не заводись!

— Легко сказать…

— Да, мам, ты знаешь, эта хозяйка Денди такая странная…

— А что? — насторожилась я.

— Понимаешь, мы с Гришкой шли вместе из магазина, смотрим, она с Денди гуляет. Ну, Гришка, конечно, к ней побежал, поздоровался, хотел погладить собаку, а она как заорет…

— Собака?

— Да не собака, а тетка.

— И что она орала? — испуганно спросила я.

— Что нечего лезть к чужим собакам, что собака не дай бог укусит, а ее потом по судам затаскают. Гришка так обалдел, чуть не заплакал. Вот дура!

— Катюха, я надеюсь, ты смолчала?

— Еще чего! Да я за Гришку… Я ей сказала, что, похоже, к суду придется привлечь собаку за неадекватное поведение хозяйки!

— С ума сошла!

— А она в ответ такую странную вещь сказала…

— Какую?

— Она перекрестилась и говорит: «Слава тебе Господи, люди добрые предупредили!»

— О боже!

— Мам, ты что-нибудь понимаешь? О чем ее предупредили?

— Да откуда я знаю? Она, по-видимому, просто с приветом. Вожжа ей под хвост попала. Все, мне пора собираться на встречу с женой твоего папаши.

— Мам, давай мы не будем называть его «моим папашей»! Будем говорить просто «Лощилин». И все!

— Ну, хорошо… раз тебе так лучше…

— Да, лучше. Потому что «твой папаша» звучит так, как будто я тоже в чем-то виновата.

— Знаешь, Катька, а в тебе сильны гены Лощилина. Хорошо чувствуешь язык.

— Надеюсь, это твои гены, мамуля!

Я села в машину, но у меня так тряслись руки, что я побоялась ехать. И побежала к метро. К тому же в такой час я могу застрять в пробке. Опаздывать на встречу с заплаканной женой Лощилина мне не хотелось. Но что же такое произошло, если Вита Адамовна, прежде сама любезность, просто кидается на моих детей? Неужто Игнат что-то ей сказал про меня? Хотя нет, тут явно кто-то другой постарался. Она же сказала «люди добрые предупредили». Но детки-то мои тут при чем? А кто мог что-то знать? Да и было-то у нас всего полтора суток и к тому же в Киеве. Ничего не понимаю. Виктор, правда, что-то заподозрил, и он давно знает Игната… Но не мог же он предостерегать его маму от меня? Абсурд! Да и сболтнуть кому-то тоже не мог, не из тех, много раз проверено. Чепуха какая-то. Если б не фраза про «добрых людей», я бы решила, что у старушки просто крыша малость соскользнула. А может, это у меня, что называется, «на воре шапка горит»? Надо будет при случае просто подойти к ней и заговорить как ни в чем ни бывало. В этих размышлениях я добралась до Кропоткинской. Марину я узнала сразу, видела ее на экране. Красивая, нежная девушка.

— Марина? Здравствуйте!

— О, Лера, добрый день! Может, мы зайдем куда-нибудь, выпьем кофе, а то погода уж больно скверная. Вы не очень торопитесь?

— Да нет, я с удовольствием.

— Вот! — она вытащила из сумки конверт. — Это разрешение на выезд для Кати.

— Спасибо большое.

А зачем, собственно, мы пришли в это кафе? О чем нам разговаривать?

— Вы, наверное, думаете, зачем я вас сюда привела? Понимаете, Лера, я слышала о вас много хорошего…

— Но не от Димы?

— Нет, — улыбнулась она. — Не от Димы. Но мне крайне неприятно было прочесть его интервью. Мы поссорились тогда… И я просто хочу за него попросить у вас прощения.