Я спросил Люду, хорошо ли она добралась, и пришел в ужас, узнав, что ехали они трое суток, – не из Н-ска, откуда-то еще дальше. Дорога раскисла, а трактор вез нехотя, останавливаясь везде, где только можно остановиться. Теперь она радовалась твердой земле и отсутствию тряски и мечтала о возможности помыться. Я передал ее под покровительство санитарки, и Люду расположили на ночь в больнице, а наутро у нее уже должен был начаться рабочий день.

Мы мало пообщались, и, честно говоря, было немного жаль. Уж она точно могла рассказать много интересного. Наверняка у нее было, чему поучиться, да и приехала она из областного центра, где была совсем другая жизнь. Но с другой стороны, правдоподобно прикинуться ее современником у меня не хватило бы подготовки, любая оговорка или неточность могла меня раскрыть, а достойной легенды, объясняющей мои странности, не имелось.

С вниманием у новой докторши был полный порядок. Увидев, что я прихрамываю, она тут же поинтересовалась, не падал ли я на колено (чертова телега!) и велела сразу по приезде сделать снимок. На что я искренне пожелал ей доброй ночи, успехов в дальнейшей работе и отправился собирать вещи от греха подальше.

Ольгину книгу я проглядел впопыхах, но ни одно стихотворение меня не «зацепило» − наверное, я был не в том настроении. Поэтому я вновь обернул ее газетой и поутру первым делом отнес Ольгиной тетке – надо было выполнить обещание. Она встретила меня усталой улыбкой и сказала, что Оля уехала. Я поблагодарил за книгу, попрощался и поспешил назад.

Вез меня все тот же тракторист. Кузьмич помог с вещами, пожал руку.

– Может, свидимся еще, ‒ сказал он. – Не забывайте наши края!

Я ответил, что вот уж чего точно не забуду – так это нашу работу здесь. Еще раз поблагодарил за все и влез на повозку. С остальными моими коллегами я попрощался еще в больнице.

– Конец службе? – хмуро поинтересовался тракторист. – Домой едем?

Я мрачно кивнул. У меня вдруг начался мандраж. В первый раз я не успел испугаться, перемещение произошло как-то само собой, кроме того сказалось «амортизирующее» действие алкоголя. Теперь же я был трезв как стекло, не выспался и томился неизвестностью.

Я впервые задумался, кто же будет осуществлять перемещение? До сих пор я был слишком занят выполнением своих обязанностей и старался не привлекать к себе внимания, чтоб никто не догадался, что я нездешний. И только теперь до меня дошло, что раз меня не посвятили в детали путешествия назад, значит, их должен был знать кто-то другой. А значит, здесь трудились и другие сотрудники Института, мои современники. То есть я все-таки был не один!

Хотя, честно говоря, это было уже все равно. Я вроде бы со всем справился, а помогали мне замечательные люди, хоть и здешние, из прошлого, но настоящие профессионалы.

Интересно, какие инструкции были даны сотрудникам Института на случай, если я поведу себя как-нибудь неадекватно? Допустим, раскрою себя, не явлюсь к отъезду или вообще сбегу? Я поежился. Что-то расхотелось фантазировать на эту тему.

Трактор тем временем сворачивал с дороги в сторону леса. Места были глухие, деревни кончились.

«Господи, ну почему опять в лес? ‒ с тоской подумал я. – Опять скажут лезть куда-нибудь, опять по затылку треснут…»

Я обмяк и заранее приготовился ко всему. Какая-то часть меня до сих пор не верила в происходящее, а другая, которой было положено протестовать, почему-то молчала. Наверное, от переизбытка впечатлений.

– Леснику посылку везем, ‒ зачем-то объяснил тракторист. – И письма.

Я удивился, но ничего не сказал. Никаких договоренностей на этот счет не было.

Трактор нырнул на кочке и лениво затрясся между елок. Дорога становилась все хуже, наконец на очередном нырке тракторист предложил мне слезть и сходить с ним до избушки пешком.

Мы оставили трактор и протоптали метров триста по мокрой глине вперемешку с хвоей. Изба стояла у самого края опушки, ветхая и покосившаяся. Тракторист обошел ее, крикнул хозяина, я постучал по косяку, но нам никто не ответил. Я дернул дверь, и она вдруг отворилась. Вспыхнул яркий свет, в лицо дохнул ветер… Потом перед глазами поплыло, и я отключился. Кажется, в этот раз обошлось без рукоприкладства.

Я выдохнул. Передо мной была пыльная комната, куда из зашторенных окон едва просачивалось солнце. Стул, стол, ноутбук на столе. Мне показалось, что я просыпаюсь. Я заморгал, потряс головой, ошарашенно сел, как выяснилось, на собственный чемодан, неведомо как оказавшийся здесь. Видимо, тракторист кинул мне вслед мои вещи. К сожалению, старый чемодан не годился для того, чтобы на нем сидеть, он тут же опрокинулся, увлекая меня на пол. Я в честном поединке на полу доказал свое право подняться первым, задвинул багаж в угол, подошел к столу и сел на стул. Покачивало.

– Водички дать? – спросил знакомый голос, и я узнал моего инструктора.

– Не надо, ‒ сказал я и закашлялся. Мне подали стакан, и я вцепился в него двумя руками.

– С приездом, как говорится. Приходишь в себя помаленьку?

– Прихожу, ‒ хрипло ответил я: в горле все еще першило. – Слушайте, а обязательно, чтобы я каждый раз сознание терял? Может, можно как-то без этого? Вашей милостью у меня уже два сотряса.

– Какое сознание? А-а… Да нет, не обязательно. Строго говоря, и не должен. Это уж ты по собственному почину, ‒ он засмеялся. – Ты, кстати, еще нормально добрался. И штаны, вон, у тебя сухие.

– Какие еще штаны?! – я начал злиться. – Шутки у вас, блин…

– Да какие шутки! Все по-разному переносят транспортировку. Кого тошнит, а кого и наоборот. Это, знаешь, почти как в космос слетать, – усмехнулся инструктор. – Помирать никто не помирал. Но после первого раза многие отказываются. Потому и зазываем молодежь, у вас переносимость все равно лучше, да и раньше начнешь – привычка сформируется. Ну, это так, для информации. Вдруг будешь когда-то у нас работать.

Я кивнул. Попробовал осторожно встать – получилось.

– Давай, приходи в себя. Тебе еще отчеты писать. Порядок такой – или пишешь сейчас, не отходя от кассы; или отсыпаешься здесь, и пишешь завтра. Записи рабочие вел? Больные, диагнозы, чем лечил, что нового узнал. Кто умер, кто выжил, кого куда отправил. И отдельно – с кем общался, что рассказывал о себе, куда ходил-ездил. Прошлое – материал тонкий, требует тщательного протоколирования. Вот инструкция по составлению отчетов, часов 5‒6 все равно уйдет. А за это время в твоей голове запустится психологическая адаптация к возвращению, и можно будет тебя выпустить.

– Я лучше сразу, пока помню, – сказал я. – В смысле – выпустить? А сейчас ‒ нельзя?

– Сразу после прибытия положено держать в карантинной зоне 6‒12 часов.

– А, будете обрабатывать от всякой заразы?

– И это тоже. Парень, вот ты сейчас выйдешь за дверь, а там – город. Двадцать первый век. Машины ездят. Шпана на улице. Деньги другие. Мозг не умеет переключаться сразу. Ему нужно время хотя бы для того, чтобы поверить в произошедшее.