* * *

Зенитный танк Т-90 гвардии младшего лейтенанта Стеценко был придан одной из штурмовых групп. Она включала около сотни пехотинцев, пулеметный взвод, три миномета, одну «тридцатьчетверку» и пару «сорокапяток».

– Боевая задача – прорваться на улицу Невскую. – Командир штурмовой группы майор Валентинов водил огрызком химического карандаша по карте. – Там неподалеку есть длинный и глубокий овраг с крутыми и обрывистыми откосами. Он идет на юго-восток к руслу реки Пионерки, бывшей Царицы… Вот этот овраг Долгий – пересекает под острым углом Каспийскую улицу. Овраг Долгий, он находится примерно в километре западнее Центрального вокзала, где сейчас сражаются наши войска. А также в двух с половиной километрах от Волги и в двух с половиной километрах южнее Мамаева кургана. Если сконцентрировать в этом овраге достаточные силы, то можно ударить по фашистам оттуда, откуда они нас не ждут. Все ясно?

– Так точно!

– Запасайтесь боеприпасами, провиантом, водой, «горючкой». Готовьте технику, выходим на закате.

– Есть!

Поблескивали тяжеловесной медью патронные ленты к 12,7-миллиметровым пулеметам «ДШК», укладывались на штатные места тяжеленные диски боекомплекта. Еще столько же нагрузили сверху за открытой башней – патронов много не бывает.

Степан Никифорович Стеценко придирчиво осмотрел «ППШ», пистолет-пулемет входил в штатную боеукладку зенитного танка Т-90. Так же, как и дюжина ручных гранат. Стеценко передернул затвор и поставил оружие на предохранитель. Вдобавок к уже имеющимся гранатам он взял еще пяток «лимонок» – на всякий случай…

После того как оружие было вычищено, смазано, заряжено и проверено, а сама техника – полностью готова к бою, танкисты урвали несколько часов для сна.

В рейд вышли, уже когда стемнело, передвигались максимально тихо. Вот тут-то и проявились все положительные стороны легкого зенитного танка: он был меньше, а его двигатели работали тише. Потому экипажу Степана Стеценко и было поручено продвигаться в головном дозоре.

Механик-водитель Юра Иванов вел боевую машину на самых малых оборотах, фары, естественно, были погашены. Однако зарево пожаров, не утихающих в городе, давало достаточно света для того, чтобы сориентироваться и не сбиться с пути. Здесь не было общепринятой на фронте линии боевого соприкосновения, не было «ничейной» земли. Враг мог появиться с любого направления, из-за любой груды обломков. Только гораздо дальше можно было определить тыл вражеских войск. Да и то – обилие подземных коммуникаций, разрушенных подвалов, воронок, траншей позволяло подбираться к позициям гитлеровцев чуть ли не вплотную.

Степан Никифорович внимательно и напряженно всматривался в темные громады разрушенных домов, на его лицо зеленоватым светом ложились блики от подсветки шкал приборов. Пулеметы были расстопорены, и командир танка в любой момент был готов открыть огонь. Слева и справа неслышными тенями двигались разведчики. Помимо штатного вооружения у них были еще и бесшумные револьверы «наган» с глушителями «БРАМИТ». В сочетании с относительно слабыми револьверными патронами это оружие создавало совсем мало шума. Это позволяло меткой стрельбой не только «снять» вражеского часового, но и разделаться с патрулем гитлеровцев прежде, чем те поднимут тревогу.

Они уже миновали половину пути, когда внезапно слепяще-белые потоки света обрушились на советских солдат и, словно обретя вес, придавили красноармейцев к земле. И тут же по световым пятнам ударили крупнокалиберные пулеметы и скорострельные пушки!

Трассеры, казалось, летят со всех сторон, крошат кирпичные обломки и прошивают тела красноармейцев навылет! Дробно бахают пушки, расстреливая прямой наводкой советских солдат.

– Засада! Засада!

– Рассредоточиться! Занять круговую оборону!

– Слева! Слева обходят. Огонь! Короткими очередями! Бей гадов.

Красноармейцы рассредоточились и заняли оборону в развалинах зданий, воронках от бомб и снарядов, траншеях. Уцелевшие красноармейцы открыли ответный огонь. Пулеметный взвод открыл заградительный огонь – светящиеся щупальца трассеров извивались в темноте, стремясь задавить противника. Словно два огненных спрута сошлись в схватке не на жизнь, а на смерть. Оглушительно грохала 76-миллиметровая пушка «тридцатьчетверки» – экипаж бил по вспышкам огня немцев. Трещал без умолку спаренный с пушкой башенный пулемет курсовой – в шаровой установке на наклонном лобовом бронелисте.

А скорострельные автоматические пушки высекали искры рикошетов из бортов советского среднего танка. Еще секунда – и все приборы наблюдения и прицелы «тридцатьчетверки» оказались разбиты. Стрелять теперь можно было только наобум.

Огонь вели самоходные зенитные установки на базе полугусеничных бронетранспортеров Zugkraftwagen-251 «Hanomag». На платформе позади кабины была установлена счетверенная 20-миллиметровая зенитная пушка 2-cm Flakvierling. Это орудие обладало поистине чудовищной плотностью огня – 400 выстрелов в минуту, а суммарный – 1600 выстрелов! При этом слабость отдельного 20-миллиметрового снаряда с лихвой компенсировалась скорострельностью. Словно огненный отбойный молоток крушил каменные завалы разрушенных сталинградских улиц! При этом сами машины оставались вне досягаемости ружейно-пулеметного огня красноармейцев. А танкисты Т-34 и вовсе не могли прицелиться.

– Юра, жми по ложбинке направо! – приказал Степан Никифорович.

Он развернул башню, выжидая, когда можно будет открыть огонь.

– Короткая!!! – Стеценко вжал спусковую педаль в пол башни. Первые очереди «ДШК» достались отнюдь не «Ханомагам», а прожекторным установкам.

Нужно было во что бы то ни стало погасить этот проклятый, мертвенно белый свет! От нескольких очередей передвижные прожекторные установки на полугусеничных броневиках разлетелись мириадами осколков. Самим броневикам тоже не повезло: броня в двенадцать миллиметров для крупнокалиберных пуль «ДШК» преградой была чисто номинальной, даже с учетом рациональных углов наклона. Так получилось даже страшнее – тяжелые пули весом в пятьдесят два грамма теряли большую часть своей энергии на пробитие брони, и в тела в серых мундирах с имперскими орлами человека влетали, как экспансивные. Такая пуля не просто пробивала, скажем, грудную клетку, а выворачивала ее содержимое наизнанку, кровавыми ошметками!

Подавив зенитные «скорострелки», Степан Никифорович перевел огонь на вражескую пехоту. Теперь все повторялось с точностью до наоборот: солдат вермахта пули пригвождали к развалинам. Для 12,7-миллиметрового боеприпаса с бронебойным термоупрочненным сердечником прошить кладку в полтора кирпича – не проблема. И еще оставалось достаточно кинетической энергии, чтобы проделать дырку, в большинстве случаев – сквозную, в тех, кто за этими стенками прятался.

Стеценко стрелял, поливая тонущие во тьме развалины смертоносными «светляками» трассеров. Благодаря его заградительному огню красноармейцам удалось отойти и перегруппироваться.

С обеих сторон в ночное небо взмыли осветительные ракеты и повисли яркими «люстрами». Но все же их призрачное сияние позволяло спрятаться в мечущихся в неверном свете тенях. Не то что в слепящих потоках света зенитных прожекторов, которые «добивают» на многие тысячи метров высоты.