– Так как в системе вируса не может быть в принципе – она стерильна – значит, это могли сделать только пилигримы. Индиго на такое не способны. Тогда я понял: мои подопечные более продвинуты в плане эволюции, хотя их способности были скрыты до поры.

– Хочешь сказать, что «КВЕСТ» продвигает людей по ступеньке эволюции? Да ты сумасшедший!

– Знаю, звучит неправдоподобно, но факт остается фактом.

Иваницкий на время задумался, а потом сказал:

– Твои выводы так же не доказуемы, как и обратное. Вот что, коллега, дождись окончания эксперимента, а там будет видно. Будем надеяться, что с детьми все будет нормально.

– Есть еще одна мысль. Возможности пилигримов не могла вскрыть компьютерная программа. Произошло вмешательство иной силы, ноосферы, например.

– Дожились! Врач-психолог в своих суждениях опирается на Бога!

– Не на Бога, а на доказанную Вернадским антропосферу нашей планеты.

– Не знаю, Дима, не знаю. Как ученый, я могу допустить практически любую теорию, как практикующий нейрохирург – нет. Доказательств вмешательства ноосферы в жизнь человека не имела место быть в моей практике. Ищи. Если что найдешь – звони. Ну, а уж если твоя теория подтвердится – я буду первым, кто пожмет твою руку. До встречи.

Симонов долго смотрел вслед коллеге, думая о своем. Вмешательство каких-то сил явно прослеживается в ходе эксперимента. Программа изменена, усложнена, стала опасной для здоровья и жизни пилигримов. По большому счету ее следовало свернуть, но сейчас это невозможно. Ждать, остается только ждать. И внимательно фиксировать ход эксперимента, каждый шаг.

В коридоре с диском в руке ждал Макеенко. У Симонова екнуло сердце.

– Что-то нашел, Юра?

– Вы должны это видеть, Дмитрий Иванович.

Они прошли в кабинет Симонова. Макеенко вставил диск в дисковод и вывел на экран сначала один, а потом второй документ.

– Смотрите, Дмитрий Иванович. Это – две версии «КВЕСТа», одна резервная, а вторая – использованная нами несколько дней назад и забракованная. Обратите, пожалуйста, внимание сюда. Видите, до этого момента программы полностью идентичны. А вот здесь начинается расхождение. И чем дальше, тем оно разительней и заметней.

– Что произошло в реалии?

– В реалии в этот момент появилась вспышка. В программе была изменена всего одна цифра, которая потянула за собой лавину изменений. Вспышка произошла сама по себе, изменение – тоже.

– Вирус?

– Нет, это не вирус. Просто по ходу эксперимента кто-то вписал коррекцию в программу, ну, к примеру, если бы в реальность нашей цивилизации на ее современном этапе мифический программист вдруг вписал динозавров. Для нас они бы существовали постоянно, а в реальности просто произошел преднамеренный сбой.

– Почему же ты раньше этого не увидел?

– Первый уровень был коротким, соответственно, изменения практически не видны. Мне потребовалось пять дней, чтобы обнаружить их. Уверен: если сейчас протестировать рабочий «КВЕСТ», то изменения сразу бросятся в глаза.

– Ты пробовал исправить ошибку в программе?

– Конечно. Ни разу не получилось. Такое впечатление, что изменение не просто внесено – его намертво впечатали в программу, не выгрызешь.

– Что собираешься делать?

– Постараюсь что-то придумать. И еще. Пилигримов мы вытащить не можем до конца эксперимента, помощи им от нас, похоже, ждать не приходится. Нужно попытаться внедрить в программу их родителей.

– Юра, ты же сам говорил, что «КВЕСТ» блокирован, хода нет ни туда, ни обратно.

– Если программа изменилась конкретно под показатели данных пилигримов, то, теоретически, она может пропустить в себя сходные, родственные показатели. Шанс невелик, но он есть. Нужно попробовать.

Симонов задумался. Если Макеенко прав, то у них действительно появился шанс. «КВЕСТ» вряд ли выпустит родителей до конца эксперимента в реальный мир, но наличие в виртуальной реальности двух взрослых значительно увеличит шанс детей благополучно вернуться назад.

– Я подумаю, Юра. Иди, занимайся.

Макеенко ушел, а Симонов еще долго сидел, прикидывая варианты. Наконец, приняв для себя решение, он вышел в лабораторию. Команда Макеенка внимательно отслеживала передвижения пилигримов на экранах мониторов. Андрей и Ольга сидели возле детей, тихо переговариваясь о чем-то. Симонов сел за свой стол, взглянул на экран. Сквозь плотный туман тела пилигримов перемещались в воздухе, словно кто-то невидимый нес их на руках. Доктору показалось, что дети без сознания. Потом туман стал гуще, сквозь него уже невозможно было хоть что-то рассмотреть. И вот по экрану пробежала рябь, а потом на горизонте засияла яркая вспышка, словно взрыв ядерной бомбы, осветив все вокруг. Симонов ясно увидел городские руины, странных, явно мутировавших, животных, которые, сломя голову, неслись куда-то разношерстной массой. Потом ударная волна смела их, убивая и калеча. Детей на экране видно не было. Слава Богу, подумал про себя Симонов.

Изображение на экране начинало тускнеть. Ощутив за спиной чье-то присутствие, доктор оглянулся. Прокофьев внимательно смотрел на экран.

– Что-то интересное заметили? – спросил Симонов.

– Похоже на игрушку, в которую любил играть Саша, – ответил Андрей. – Называется она «S.T.A.L.K.E.R.». Тот же пейзаж, сцена выброса, большой гон мутантов. Вы таким и задумывали этот уровень?

– Не совсем.

Ответ Прокофьева не удовлетворил. Он вопросительно смотрел на доктора, ожидая дальнейших разъяснений.

– Ольга Игоревна, можете подойти к нам? – попросил Симонов.

Подождав, когда женщина подошла, он продолжил:

– Если честно, Андрей Аркадьевич, еще пять дней назад я даже не подозревал о существовании этой вашей игрушки…

– «S.T.A.L.K.E.R.».

– Да-да, именно. Меня просветил о ней Юра Макеенко. Его сын, оказывается, тоже любит пострелять по всяким там мутантам. Но дело не в этом. Программу мы задумывали на этом уровне просто как прогулку по угрюмой, разрушенной местности, не более. В реальности Саша и Марина встряли в перестрелку с какими-то темными личностями. Мало того, они вышли из нее победителями. Ни я, кстати, ни Юра так и не могли понять, как им это удалось. Смотрите сами, – он вывел на экран изображение, двух предыдущих дней. – Смотрите, вот они помогают каким-то людям.

– Сталкерам, – снова подсказал Прокофьев.

– Да-да, возможно. Но вот, видите, видите? Вот эти, в плащах, вдруг падают от попаданий в спину и, простите, разрыва шеи в области гортани. Потом оставшиеся в живых уходят, причем сами, без сопровождения, в ближайшие руины, а уж там падают от огнестрельных ранений. А вот в этом эпизоде рюкзак сам собой опорожняется наполовину и плывет в руки Марины. Дальше видно, что она оборачивается, с кем-то разговаривает. Из ниоткуда вдруг материализуется еда, рюкзак Саши тоже претерпевает некие метаморфозы. Хочу вас спросить, Андрей Аркадьевич: так и должно быть? Это нормально?