– Да куда ж мы правим? – обезумев, завопил Кудыка. – Нельзя туда!..

– Нам – можно… – небрежно обронил Вражина.

Под полозьями первых саней уже скрипела певучая сухая зола. Пока переволакивались через Ярилину Дорогу, древореза метало то в жар, то в холод. Мерещилось, что вот сейчас откинется наподобие крышки колодца какой-нибудь неприметный бугорок и полезет из черной сырой дыры… Нет. Смиловалось тресветлое и добросиянное – обошлось. Никто не полез…

По ту сторону снова распластались влажные дырявые снега, зеленая Ярилина Дорога осталась за левым плечом. И наконец на самом что ни на есть небостыке, куда уползал, виляя, санный путь, обозначилось нечто любопытное и загадочное. Какие-то хребты, очертаниями и оттенками напоминающие Кудыкины горы, только вот, если не обманывал глазомер, крохотные, словно игрушечные.

Глазомер не обманул: чем ближе подходил обоз к странным этим горушкам, тем яснее делалось, что, ежели, скажем, поставить трех-четырех берендеев друг другу на плечи, то голова верхнего будет как раз вровень с самым высоким хребтом.

– Ну вот оно, озеро теплынное… – с неожиданной нежностью проговорил Бермята.

– Где? – Кудыка вытянул шею и заморгал.

– Золу видишь? Вот сразу за ней…

– Так это зола?

– А ты думал?.. Эх, берендеи-берендеи… Ничего-то вы не знаете, ничего-то вы не видели…

И хотя голос Бермяты прозвучал тепло и сочувственно, Кудыка обиделся вновь. Сам-то ты кто? Не берендей, что ли?..

Они уже одолели добрую половину расстояния до черно-сизых хребтов золы, когда Кудыка догадался поднять глаза к небу – и свалившаяся с затылка шапчонка упала в грязь. Лучше бы не догадывался… Над самой головой нависло розовое, угрожающе вздувшееся солнце, и, что самое страшное, оно вроде бы росло потихоньку, ширилось… Оно падало прямо на Кудыку.

– О-ох!.. – выдохнул в ужасе древорез, и колени его подогнулись. – Помилуй, добросиянное… Пощади…

Возчики, похоже, предвидевшие Кудыкин испуг, засмеялись. Однако веселье их было недолгим. Полоснул отчаянный женский визг, и все, подпрыгнув от неожиданности, уставились на Чернаву. Погорелица опрометью метнулась прочь от дороги и побежала – петляя, падая, расплескивая подтаявший снег.

– Стой, дура!.. – завопил опомнившийся первым Вражина и кинулся следом.

Бермята плюнул и со злостью вспорол кнутом сизую дорожную слякоть.

– Тьфу, ты, леший!.. Она ж из Черной Сумеречи!.. – Вне себя он повернулся к Кудыке. – Чего стоишь? Догоняй давай!..

Чернаву удалось перенять лишь на самой опушке. Сбитая наземь, она еще пыталась ползти, визжала, царапалась, била ногами.

– Падает!.. Опять!.. – отрывисто вскрикивала она, вжимая лицо в ладони. – Падает!..

– Да не на нас, дурочка!.. – уговаривал ее Вражина, жестко взяв за ходящие ходуном плечи. – Чего испугалась? Думаешь, развалится, как ваше? Не-ет, не разва-алится… Идем назад, девонька, идем…

Кто-то сбегал за сулеей доброго вина. Чернаве разжали зубы и заставили сделать несколько глотков прямо из горлышка. Потом подняли на ноги и, поддерживая с двух сторон, отвели к обозу. Шла – как из мочалок связанная, все норовила оползти на снег. Кудыка суетился, забегал то справа, то слева, но толку от него было, понятно, маловато.

– Тудыть вашу растудыть!.. – процедил Бермята, все это время бывший при лошадях и участия в погоне не принимавший. – Знали же, что погорелица… И я, главное, не смекнул… Ну-ка, дайте ей еще хлебнуть! – Взгляд его упал на Кудыку. – И этому – тоже…

– Тогда уж и всем… – рассудительно заметил Вражина, отряхивая мокрые колени.

Влили в дрожащую Чернаву добрую четверть сулеи, уложили в короб (благо – новенький, ни разу еще золой не пачканный), укрыли с головой после чего и сами произвели по глотку. Вино прошло по жилочкам, толкнуло изнутри в затылок, и Кудыка снова дерзнул воздеть глаза к небу. Дивно было в небе и страшно. Огромное алое солнце, раскинув окрест розовое сияние, шло к земле. Подумалось вдруг, что, наверное, именно так падало оно когда-то на грешный, обреченный гибели город Сволочь-на-Сволочи…

– Часы… – прохрипел древорез.

В зубы ему тут же сунули стеклянное горлышко опустевшей наполовину сулеи.

– Чего «часы»?

Кудыка поперхнулся и чуть не помер.

– Часы я изладил… – еле прокашлявшись, покаялся он со слезой. – Сожжет меня добросиянное…

– Да кому ты нужен? – сказал Вражина. – Меня вон тоже поначалу дрожь брала… Думаешь: ну все, прямиком на тебя летит… Ан мимо, в Теплынь-озеро! Небось, не промахнется. Тут, брат Кудыка, умней нас с тобой люди кумекали…

В лубяном коробе дернулась, всхлипнула Чернава, и Вражина, прихватив сулею, направился к саням.

– Ты лучше вон куда взгляни… – небрежно указал он через плечо.

Кудыка обмяк заранее – и взглянул. Над черно-сизыми горами золы висело, быстро снижаясь, еще одно – греческое – солнышко. Вот только назвать его теперь ложным – язык не поворачивался. Было оно чуть меньше истинного, и явственно шло от него мягкое вечернее тепло.

– Ох, доиграемся когда-нибудь… – предрек зловеще Бермята, хмуро поглядывающий на чужое светило. – Опять наши с ночью протянули… Греки теперь шум подымут. Договаривались ведь по очереди сажать…

– Дык… – потрясенно молвил древорез. – А сказывали, греки за краем света живут…

– Н-ну… как?.. – несколько замялся старшой. – В общем-то, правильно сказывали… Греки – за краем нашего света, а мы – за краем ихнего…

Оглянулся на обоз и гаркнул:

– Ночевать, что ли, здесь собрались? А ну, тронули, тронули лошадушек!..

Вереница саней протиснулась между двумя холмами золы, и глазам Кудыки предстало Теплынь-озеро. Слыхом слыханное, а вот видом доселе не виданное… Шевелилась в нем закатная – алая с золотом – вода, а противоположного берега Кудыка так и не углядел. Не зря, не зря называли подчас берендеи это озеро Теплынским морем. Море и есть…

В переклике от берега колебались на мелкой волне странные веретенообразные ладьи – с высокими мачтами и вздыбленным частоколом весел. Вдоль линии прибоя, отбитый от нее глыбами волнореза, тянулся неглубокий ров с округлым дном, в дальнем конце которого громоздилась ни на что не похожая махина – этакая огромная желобчатая качель с перечапом[54]посередине.

И кругом суетились люди. Их было так много, что собери их всех вместе да заставь отстроиться – как раз и вышла бы целая слободка. Судя по доносящейся снизу громкой перебранке подобрались здесь сплошь берендеи, хотя обликом они скорее напоминали тех же беженцев из Черной Сумеречи… Хотя среди них и впрямь могли затесаться погорельцы – язык-то один что у тех, что у других…

По краю груд древесной золы к обозу летел чумазый мужичонка с широкой деревянной лопатой в руке.