– Чаем? – Она уставилась на него непонимающе. – Да, да, конечно! Сейчас принесу! – Она вскочила.

– Давайте в кухне, – сказал майор. И зачем-то добавил: – Не успел позавтракать.

Это прозвучало диссонансом с его внешностью и получилось трогательно. Женщина генетически настроена кормить мужчину. Не надоевшего сожителя, который все время хочет есть и шарит в холодильнике, а вот такого… большого, сильного, стоящего на страже с пистолетом наперевес.

Майор с трудом поместился в крошечной кухоньке и осмотрелся. Обстановка здесь также говорила о том, что мужская рука в доме отсутствует. Розовые и голубые фиалки на подоконнике, кружевная занавеска, вышитые салфеточки, пестрые керамические тарелки на стенах.

– У меня есть мясо, – сказала Оля. – Будете? Еще сыр. Могу пожарить картошку.

– Картошки не надо. Только чай и хлеб с сыром, – сдержанно сказал майор Мельник.

Они пили чай. Майор Мельник – крепкий, без сахара, Оля – слабый, с медом.

– Вы его найдете? – спросила девушка.

– Найдем. Скажите… – Он чуть запнулся, соображая, как обратиться к ней – теперь, когда они пьют чай и таким образом вступили в какие-то личные отношения. Сказал после некоторого колебания: – Оля… – и кашлянул. – Ваша подруга в последнее время не была огорчена, возможно, вам бросились в глаза какие-то перемены в поведении или неуравновешенность?

– Ну, что вы! У Анечки был сильный характер! Она могла так приложить… Помню, к ней пристал какой-то пьяный в ресторане, присел за наш столик с бутылкой шампанского, так она его этой бутылкой стукнула по голове! – Девушка улыбнулась и вздохнула.

Майор Мельник понял, что она сейчас снова расплачется.

– А где вы работаете? – поспешно спросил он.

– Преподаю эстетику в торговом техникуме. Я закончила наш пед.

– Эстетику? – удивился майор Мельник. – Не знал, что в торговле нужна эстетика.

– Ну как же! В торговле эстетика первое дело. Товарный вид, реклама, даже внешний вид и поведение продавцов!

Майору хотелось спросить, почему она одна, но он не решался.

– У вас опасная работа, – сказала вдруг девушка. – С убийцами и всякими преступниками… Вы, наверное, и дома нечасто бываете, хорошо, что вас дома понимают.

Майор Мельник услышал: «Ты женат? У тебя есть семья? Любимая женщина?»

– Дома бываю нечасто, – сказал он после продолжительной паузы. – Семьи нет.

Он насупился еще больше, вспомнив бывшую жену Василису, паспортистку, почти коллегу, серьезную неулыбчивую женщину, которая все силы бросала на борьбу с микробами. Протирала вонючей дрянью дверные ручки, столы, подоконники, а также требовала вытирать ноги в прихожей и показывать вымытые руки.

Тоска и мрак даже для такого серьезного мужчины, как майор Мельник. В конце концов Василиса устала воспитывать мужа, собрала вещи и отбыла в другой город, где как раз подвернулась вакансия по ее профилю.

Они сдержанно попрощались в аэропорту. Василиса сообщила майору, что он хороший человек и товарищ, но для семейной жизни этого мало, нужно еще единение душ.

Майор хотел спросить, что она имеет в виду, но не спросил и только кивнул.

«Ты еще встретишь свою любовь», – сказала Василиса, и майор снова кивнул.

В голосе бывшей жены прозвучали виноватые нотки, и у майора зародилось смутное подозрение, что Василиса уехала не просто так, а к любимому мужчине…

Оля вспыхнула и спросила:

– Может, все-таки, картошки?

Майор Мельник сказал:

– В другой раз. Мне пора, – и поднялся. – Если что вспомните, звоните.

– Вы тоже, – невпопад ответила девушка.

Он спускался по лестнице, а она смотрела ему вслед. Ему хотелось оглянуться, но это говорило бы о слабости, и майор удержался от порыва…

Улица Пятницкая, дом четыре, квартира одиннадцать. Почти напротив театра, центр города. Офис наследия в этом же здании на первом этаже. Мраморная вывеска сообщала, что здесь находится фонд Культурно-исторического наследия; мраморное крыльцо, чугунного литья перила – все солидно, со вкусом, видимо, поработал хороший дизайнер.

Товарный вид, вспомнил майор Мельник слова Оли.

Офис был закрыт. На крыльце – несколько желтых листков, занесло, видимо, из театрального скверика. Значит ли это, что дверь несколько дней не открывали?

Он несколько раз позвонил в дверь квартиры Якова Реброва, но ему не ответили.

Телефон тоже молчал. Майор несколько раз прослушал длинные гудки и послал помощника по соседям за информацией.

Дама из соседней квартиры долго выясняла, кто они такие, потребовала показать удостоверения и, наконец, сообщила, что Яника не видела уже несколько дней, наверное, он в отъезде за границей, он много разъезжает, его всюду приглашают в жюри, правда, обычно он предупреждает, что нужно покормить Ляпу и полить цветы.

Она разволновалась и вышла из квартиры как была, в халате и тапочках, приложила ухо к двери Реброва и сказала, что там мяукает Ляпа. После чего решительно вставила ключ в замочную скважину.

Майор Мельник и лейтенант переглянулись, и майор кивнул: не волнуйся, мол, пока без ордера.

Дверь распахнулась, и соседка вошла первой.

В прихожей горел свет. К ним, громко мяукая, бросилась большая белая кошка.

– Яков Юрич! – закричала соседка. – Вы дома? Ляпочка, что случилось?

Гостиная была пуста, под потолком сияла люстра-антик с полусотней стилизованных под свечи лампочек.

– Да что же это такое? Ничего не понимаю! – восклицала соседка.

Она сунулась в распахнутую дверь ванной комнаты и по инерции успела спросить:

– Яша, вы… – И тут же закричала отчаянно и отшатнулась.

Майор Мельник отодвинул ее и встал на пороге.

Здесь также горел свет. В ванне, наполненной красной водой, лежал мужчина: голова его упала набок, лицо, полузакрытое черными прядями волос, было серым, рот мучительно оскален; островками торчали из воды мосластые колени; страшная скрюченная правая рука свисала с края ванны, на перерезанном запястье запеклась черная кровь; тускло блестел на среднем пальце массивный серебряный перстень; на белом коврике окаменела черная лужа; там же посверкивало лезвие раскрытой опасной бритвы и валялось скомканное окровавленное полотенце. И завершающим штрихом – перевернутая пустая бутылка из-под виски и стакан на полу.

– Ой, да что же это такое! – заголосила соседка. – Яшенька, господи, зачем?

Майор кивнул лейтенанту, тот приобнял женщину за плечи и вывел в прихожую. Майор слышал, как она там плакала и что-то выкрикивала, а лейтенант бормотал, утешая.