вещей. Не были одержимы желанием потреблять, и с уважением относились к своей земле и природе. Безропотно принимали свою судьбу, и, казалось, вовсе не боялись смерти — не искали ее, как депрессивные европейцы, а просто смеялись ей в лицо. Однажды я был свидетелем тому, как молодой парень ехал, умастившись на подножке старого грузовика, что мчался вперед по ухабистой дороге на скорости в семьдесят километров в час, грозясь вот-вот сбросить своего наездника по колеса других машин. И в лице это парня не было ни страха, ни бахвальства. Он просто ехал, оставив одну ногу свисать над дорогой, пока ветер трепал его волосы. Он бы свободен от всего на свете.

Глава 8

Через сорок минут мы уже были в Мандреме. Возле небольшого туристического поселения, которое состояло из продуктового магазина, кафе и шестнадцати бамбуковых домиков, в которых стояла двуспальная кровать с балдахином, шкаф и ванная комната. Для нас уже был забронирован домик в ста метрах от пляжа. Между парой из Франции и каким-то нелюдимым британцем, что уходил рано утром, а возвращался лишь ночью.

На стойке нас встретил худощавый индиец, над головой которого висело распятие и распечатанное изображение девы Марии. Он поприветствовал нас на ломаном английском и вручил нам ключи, напоследок сказав пароль от сети «Господь наш Иисус».

— Он христианин? — спросил я удивлённо.

— Католик, — ответила Оксана. — Здесь их много. Это все португальцы. В отличии от англичан, они заставляли местных принимать свою веру.

Оставив свои вещи в номере, мы отправились выпить кофе. Кафе стояло прямо перед деревянным мостиком, перекинутым через маленькую грязную речушку, что отделяла домики от пляжа. В кафе следовало разуваться, что причиняло мне неудобства, так как я предпочитал ходить в кроссовках, и мне приходилось постоянно возиться со шнурками. Из кафе открывался прекрасный вид на побережье Аравийского моря, что не спеша набегало на берег волнами.

Когда мы сели за столик, к нам подошел неспешный официант и лениво перекачиваясь принял у нас заказ. В Индии были совершенно иные представления о культуре обслуживания. Здесь не привыкли лебезить перед клиентами.

— Только обязательно уточните, что вам нужен зерновой кофе, иначе они принесут вам растворимый из банки, — предупредила нас Оксана.

— А что на счет чая? — спросила Кристина.

— Только масала. А это даже не чай толком. Словом, лучше закажи кофе. Это конечно странно, но в Индии нет нормального чая.

Когда с кофе было покончено, мы вернулись к домику, и рассевшись на веранде, смотрели, как суетятся рабочие-индусы. Наконец, Кристина спросила:

— И что дальше?

— Вы побудете здесь, — ответила ей сестра. — Пять дней. А мне нужно в Мумбаи. Вылет у меня завтра, а пока улажу кое-какие дела. А вы просто кисните здесь на солнце. Ходите на пляж. Прогуляйтесь по деревне.

И уже через десять минут Оксана уехала. А мы с Кристиной, остались вдвоем, в волшебном гоанском вечере, что тянулся в высоком небе. И мы просто врубались во все это. В морской бриз. В спокойствие Индийской жизни. В друг друга и самих себя.

Боже, это был лучший вечер, за последние два года. Нам некуда было спешить, и не о чем было волноваться. Мы просто спустились к морю и легли на горячий серый песок. Смотрели как закат сползает за водную гладь. Как стайки местных мальчишек гоняют изодранный мяч, а чуть выше, мужчины швыряют друг другу фрисби. На еще не просохшей линии прилива, тянулся к солнцу белый парнишка. А бродячие псы мирно спали рядом с шезлонгами. И это все было так далеко от нашего прошлого. От Елинича и всех остальных. От всего на свете. Был только я, прекрасный закат и женщина, которую я любил больше жизни.

Глава 9

Первые три дня мы провели в гоанском блаженстве, постигая истинную суть спокойствия. Просыпались в своей хижине, слушая мурлыканье французов, брань англичан и еще множество несвязных речей на не известных нам языках, что доносились из-за стены, что являла собой бамбуковый остов, обшитый чем-то вроде циновок и укутанный белыми простынями, скрывавшими нас от посторонних глаз. Выкарабкивались из-под балдахина в жару, которую устало гонял бесполезный вентилятор, принимали прохладный душ и шли завтракать. Французские тосты, омлет с роти, и мисочка раиты. Затем возвращались к домику, и на крыльце прятались от полуденного зноя. Я читал книги, которые привез с собой, а Кристина делала зарисовки акварелью, в свой маленький альбом. Ели манго и ананасы, настолько сладкие, что я с трудом мог проглотить несколько кусков, и смотрели как мимо нас ходят люди к пляжу, одной сплошной мешаниной разных стран и культур, которые так легко уживались здесь, не видя в друг друге врагов. И я все никак не мог поверить, что оказался здесь.

Понимаете, так не должно было случиться. Я был слишком мрачным и подозрительным для таких чудесных мест, и привык всегда и во всем искать подвох. Моей судьбой должны были стать темные подворотни родного городка, по которым я должен был метаться, со своими уставшими от жизни приятелями. Я все никак не мог понять, по какой такой причине оказался здесь, и смотрел, как группа французских йогов тянется к небу в своих немыслимых позах и практиках. А парочка из Бразилии бегает по песку на четвереньках, играя с бродячими псами. Даже эти чертовы псы. Все они на самом деле были ручные, но я все равно их остерегался, ведь страх и подозрительность были частью моей русской культуры, взращённой в холодном, сером и неприветливом климате. Я был здесь совершенно чужой. Бледный и угрюмый аджанби, что презренно зыркал на бхику из белых фешенебельных отелей. Слишком агрессивный для местных хиппи, и слишком не отесанный для приличного люда.

Под вечер отбросив все эти мысли, мы с Кристиной шли на пляж, купались в теплом море, что накрывало нас волнами, провожали закат, бесконечно рассказывая друг другу обо всем на свете. А когда солнце совсем уже ныряло за горизонт, мы выходили из поселения, поужинать в кафе у непальца, где подавали вкуснейшие блюда из риса и пряного мяса, и бутылочку колы всего за 10 рупий. Наевшись как следует, мы возвращались в домик, по темной дороге мимо женщин-торговцев, что кричали нам вслед: «Посмотри мои товары! Я даю хорошую цену!». И всюду витал запах яблочек кешью, из которых местные варили фени — сладковатое пойло вроде нашего самогона. Садились на нашу веранду, где до глубокой ночи наслаждались чистотой бытия, понемногу проникаясь этим беспечным местом.

Глава 10

В ночь, разделивший третий и четвертые