на шоссе, по которому неслись байки, с трудом тянувшие по трое, а порой и по четверо индийцев, что просто мчали вперед улыбаясь и оглядываясь на нас с Кристиной. В апреле, в Гоа, всегда отдыхает много индийцев из других штатов, и белый человек для них, настоящая диковинка. Некоторым из них, доводилось видеть европейца в первый и последний раз, и поэтому они спешили поговорить с нами и сфотографироваться. А я — большой, светловолосый и с татуировками, видимо представлял для них особый интерес, и однажды, когда мы стояли в очереди к индускому храму, возле меня собралась еще одна очередь из местных, что хотели сфотографироваться со мной. Мне это казалось забавным, и я охотно позировал каждому, кто об этом просил. Не меньший интерес вызывала и Кристина, но к ней они подходить боялись, поскольку она была с мужем.

Когда мы добрались до верхнего Мандрема, после утомительной прогулки в тридцати пятиградусную жару, мы оказались на центральной улице, и я сразу понял, что повседневная жизнь в Индии безумна. Человеку привыкшему мыслить в рамках серьезной русской действительности, необычайно сложно принять их умиротворённый менталитет. И понять, почему никто из них никуда не торопится. Почему они так улыбчивы. И откуда берется повод для радости, в этой облезлой и выпаленной солнцем стране. Ведь они жили порой в ужасных условиях. Ни все умели читать и писать, а жизни их обрывались так часто и так печально, что было сложно назвать их короткий путь жизнью. Они не были захвачены белой идеей побеждать и завоевывать.

Они просто сидели в своих бетонных клетушках, усыпанных рыжей пылью, свершено безропотно, и ничего для себя не требуя, не осуждая, и не давая оценок, позволяя каждому заниматься тем, что он сам сочтет нужным и правильным. Молиться кому ему вздумается, и просто ленно лежать целый день у дороги, и просить подаяния и быть бродягой, или ничего не просить, и зваться аскетом, и быть почитаемым за это. И если в больших городах идеи капитализации и коммерции все больше захватывали умы людей, то здесь, в далеких от всего на свете деревнях, по-прежнему властвовала традиционная не привязанность ко всему мирскому, которая и обуславливала их бедный образ жизни. Они не считали бедность изъяном, и не боролись с ней не из-за лени, как привыкли считать европейцы, а лишь потому, что смотрели на жизнь другими глазами, наделяя ее непостижимыми для нас смыслами и верованиями. Не знакомые с белой гордыней и белым стыдом. Ведь этой немытой страной не возможно было гордиться, а этим людям, не за что было себя винить.

В верхнем Мандреме мы пробыли до позднего вечера. Заглянули на местный рынок, где на столиках, под бамбуковыми навесами, торговцы выставляли мелкую утварь — радиоприемники, электрочайники и кое-что из лакомств для детей. Не сладости. А картофельные чипсы с кари и какие-то рисовые лепешки с пряностями, что по вкусу напоминали картон. Но детишкам эти лепешки нравились, и стоило кому-нибудь открыть пачку, как тут же его обступали и кричали прелестными голосками: «Всего одну, мистер. Дай всего одну», и получив свое лакомство, тут же скрывались в бесконечных переулках.

И я был так потрясен этим волшебным чарующим миром, что, оглядевшись по сторонам, сказал Кристине:

— Я и подумать не мог, что мир может быть таким.

— Я тоже, — ответила она воодушевлённо. — Совершенно не похоже на все, что я видела раньше. Эти тук-туки и женщины в сари. Все словно на почтовой открытке. Такое яркое и разноцветное.

— Я так рад, что мы сюда прилетели. И как только я мог сомневаться? Подумать только, из-за своих опасений, я мог никогда не увидеть этих чудных земель.

— Забудь об этом. Главное, что мы сейчас здесь.

Когда солнце село, мы пошли по шоссе, обратно к своим тихим домикам на побережье. По дороге зашли в кафе к непальцу, поужинали в окружении псов, что смотрели на нас жалобными глазами, выпрашивая кусочек курицы, и получив его, оставались лежать, охраняя.

Почти всю ночь мы просидели у моря. Говорили, и просто наслаждались шумом прибоя, что убаюкивал нас на теплом песке, освещенным лишь бледной луной, и далекими огнями деревни. Кристина лежала, закинув руки за голову, чуть прищурив свои большие глаза. Ее трепетная грудь плавно покачивалась от дыхания, а нежный живот то поднимался, то опускался, в унисон с морскими волнами. В отличие от меня, она была словно создана для этих чарующих мест. Она была совершенно иной. Не такой как я. Я все никак не мог понять, как удалось судьбе свести столь разных людей, в таком чудесном союзе.

— Посмотри, как далеко от нас звезды, — вдруг сказала она. — Гораздо дальше, чем дома. Наверное, они специально забрались повыше, чтобы лучше разглядеть красоту Гоа, — мечтательно предположила она.

— Наверное, мы гораздо выше над уровнем моря, — прагматично ответил я.

— Моя версия мне нравится больше. А ты — заложник своих знаний.

— Наверное, — согласился я, — Но знаешь, позавчера мне снился очень странный сон. Я был рыбой.

— Рыбой? — удивилась Кристина.

— Да. Какой-то огромной рыбиной с блестящей чешуей. Я плавал под водой, вилял хвостом вправо и влево, но в тот момент я не знал, что такое «право», и что такое «лево». Не знал, что такое хвост, море и рыба. Я не знал ничего, чего не могла бы знать рыба.

— Наверное, это страшно, — она съежилась.

— Нет. Это было… Было спокойно. Очень спокойно. В тот миг я был счастлив, ничего не зная о счастье. Как в дзенских книжках, или вроде того. Это было избавлением от всех проблем и волнений.

— Я не понимаю, что это значит.

— Ничего. Просто хочу сказать, что все эти рыбы в море, знают, как нужно жить. Вот и все.

— Рыбы умнее людей. Это уж точно, — согласилась Кристина, подползая ко мне поближе, — Из меня бы получилась красивая маленькая рыбка. А ты был бы акулой, или большим печальным китом.

— Киты — это не рыбы, — возразил я.

— А мне все равно. Для маленькой рыбки нет разницы.

Примерно в два часа ночи мы вернулись к нашему домику. Я достал свой блокнот, а Кристина воскурив благовония, которые мы купили днем на рынке, делал зарисовки своим маленьким карандашом. Так мы просидели еще не меньше часа, пока наконец-то нас не начал морить сон. Выкурив последнюю на этот день сигарету, я пошел вслед за Кристиной на жесткую кровать, где мы вскоре уснули, сплетаясь в объятиях.

Глава 12

Когда я проснулся следующим утром, Кристина еще