Он уловил, как Кара произнесла своим певучим голосом: «…хотели бы оказаться на берегу, не так ли? И охотиться на них?»

— Мы в целости доставим вас в Лирабар, — сказал Дорн, — как и обещали. — Я не об этом.

— Путешествие оказалось… приятнее, чем я ожидал. Легкая работа за хорошую плату. Мне нравится убивать драконов. Я уже говорил.

— Недавно они чуть не убили вас, ваших друзей и меня. Нам просто повезло, что мы остались живы и смогли бежать.

— Да, но если бы мы нашли способ разделить стаю, подстрелить одного, ускользнуть, перегруппироваться и вернуться за следующим… — Он засмеялся. Уилл никогда раньше не слышал, чтобы его друг смеялся. — Конечно, легче сказать, чем сделать.

— Если кто и сможет это сделать, так только вы, — сказала Кара.

Разговор прервался. Дорн никогда не знал, как реагировать на комплименты или изъявление благодарности.

— Я очень долго изучал драконов, — сказал он наконец, — расспрашивал людей, которые сталкивались с ними близко и выжили.

— И вы так и не знаете, почему они впадают в бешенство?

— Этого никто не знает, даже колдуны, мудрецы и жрецы.

— Драконам и самим, наверное, несладко. Дорн усмехнулся:

— Для них это как попойка, когда нанесение урона и увечий становится развлечением. Но даже если им нелегко, стоит ли их жалеть? Драконы устраивают массовые убийства и мародерствуют, даже когда у них ясные головы.

— Я знаю. Вы бы их всех уничтожили, если бы могли, и, зная вашу историю, кто может осудить вас за это? Но что бы вы стали делать, если бы не осталось ни одного дракона?

Уилл, выглянув из своего укрытия, увидел, что Дорн пожал плечами.

— Зачем об этом думать, если этого все равно никогда не случится? — сказал бывший гладиатор, и его железная полумаска тускло сверкнула в бледных лучах зимнего солнца.

— Я знаю, для вас это больше, чем ненависть.

— Наверное, я продолжал бы охотиться. В Фаэруне полно опасных зверей, и нужно зарабатывать на жизнь.

— А если бы вы нашли один из драконьих кладов, о которых твердит Уилл? Тогда вам не нужно было бы заботиться о деньгах.

— Я бы все равно охотился.

— Чтобы помогать другим?

— Потому что это все, что я умею делать.

— Не говорите так. Вы достаточно умны, чтобы научиться жить по-другому. Если бы вы захотели, вы могли бы осесть где-нибудь и обзавестись всем, что необходимо человеку. Иметь кров, делить его с кем-то.

— Вы насмехаетесь надо мной, — ответил он резко.

— Вовсе нет.

— Я встречал только два типа женщин. Тех, кому я платил, и тех, кому любопытно было узнать, на что это будет похоже, могу ли я вообще что-то. Оставил ли красный дракон при мне мое мужское достоинство.

— Некоторые действительно думают, что если человек не такой, как все, значит, его надо бояться или презирать. Но я так не думаю. Я сама не такая, как все.

— Потому что у вас глаза и волосы необычного цвета? Избавьте меня от этих разговоров. Вы напрашиваетесь на комплименты, попытайте счастья в другом месте. Я никогда не умел играть в эти игры.

— Я вас обидела? — спросила Кара. — Простите. Не буду вам досаждать.

Уилл выглянул из-за укрытия и увидел, что Кара собирается уходить. Она была очень хороша — щеки у нее раскраснелись, длинные серебристые волосы развевались на ветру.

Дорн протянул руку, почти коснувшись Кары, пытаясь ее остановить.

— Да нет же, — сказал он. — Это я должен просить у вас прощения. Я и правда не понимаю, зачем вы все это говорите. Но я уверен, у вас нет злого умысла.

— Я и сама не знаю, почему так говорю, — сказала она с улыбкой. — Наверное, мне просто страшно, вот я и болтаю, чтобы отвлечься.

И опять Дорн явно не знал, что сказать.

«Да поцелуй ты ее, — подумал Уилл. — Вам обоим это понравится, а если повезет, то удастся немного потрепать нервы Давеяу».

Павел был натурой влюбчивой, кроме того, он служил Летандеру, который, помимо всего прочего, являлся и богом любви. В самом начале путешествия Павел несколько дней увивался вокруг Кары с легкими намеками, предложениями и приглашениями, но все они остались без внимания. Уилл надеялся позабавиться, когда Павел узнает, что там, где потерпел поражение и не высек ни одной искры он, привлекательный сладкоречивый жрец, преуспел его грубый, угрюмый, покрытый шрамами товарищ.

Пауза затянулась, двое стояли так близко друг к другу, глядя глаза в глаза.

И вдруг раздался крик Рэруна: «Поймал!»

Естественно, все взоры тут же устремились на него.

Багровый, голый по пояс, невзирая на зимний холод, арктический карлик стоял на скамье для гребцов. Он тащил улов из воды, и на его крепких плечах играли упругие мускулы. Гарпун проткнул толстого блестящего тунца огромного размера. Рыба, шлепая хвостом, прыгала по палубе, пока Рэрун не ударил ее по голове костяной рукоятью своего ледоруба.

После этого он произнес нечто вроде молитвенной формулы, которую всегда нараспев исполнял после убийства животного, прося прощения у его отлетающего духа и обещая, что плоть его не пропадет попусту. Затем Рэрун улыбнулся товарищам, обнажив ряд ослепительно белых зубов, почти неразличимых в его спутанной белоснежной бороде.

— Свежий тунец на ужин, — сказал Рэрун. — Нет ничего вкуснее.

Он выдернул гарпун из добычи, вытащил нож и наклонился, чтобы разделать рыбу.

Моряки вернулись к своим обязанностям. Уилл взглянул на Дорна и Кару и в недоумении нахмурился. Девушка как завороженная смотрела на измазанные кровью руки Рэруна, который, вспоров рыбу ножом, отрезал от нее куски влажного розового мяса.

Она что, никогда раньше не видела, как потрошат только что убитое животное? Отчего она так смотрит, подумал Уилл, ведь она не из тех, кто по пустякам столбенеет от ужаса и лишается чувств. Тогда в Илрафоне она не потеряла самообладания среди груды разбросанных повсюду раздавленных, искромсанных человеческих тел. И все же ее фиолетовые глаза смотрели на тунца с ужасом.

Дорн тоже это заметил.

— Кара! — позвал он. — Кара!

Девушка не отвечала. Она шагнула к лестнице, ведущей на верхнюю палубу, замерла, сделала еще шаг. Уилл вдруг почувствовал, что он не хочет видеть, что произойдет, когда она преодолеет расстояние, отделявшее ее от Рэруна и его улова. Уиллом овладело странное беспокойство.

Кара повернулась и, пошатываясь, направилась прочь.

Тяжело дыша, она ухватилась за перила, словно силы покинули ее и ей трудно было стоять без опоры. А может быть, просто хотела зацепиться за что-нибудь, чтобы удержаться на месте.