В Явоже проливной дождь продержал нас три дня. Первый день, как я уже говорил, мои ребята отсыпались.

Под вечер приходят, зовут в «клуб» — длинную кошару, покрытую соломой. Застал всю группу в сборе. Ночь впереди длинная. Дороги вокруг размыты. Посты расставлены. Лежу на соломе, думаю под шум дождя, что-то будет с отрядом с наступлением глубокой осени, зимы. Что предпринять?

Ребята пристают:

— Расскажите, товарищ капитан, что-нибудь интересное.

Тут я вспомнил книги из библиотеки моего учителя по разведшколе.

Было у него одно, как теперь говорят, хобби. В свободное время где только можно подбирал литературу из истории разведки. От Адама до наших дней. На разведполке в домашней библиотеке моего учителя нашлось место и Гомеру, и Библии, и Цезарю, и Плутарху. В беспристрастных рассказах историков порой таилось столько драматизма, в них крылись такие острые, захватывающие сюжеты, о которых авторы «шпионских» повестей могли только мечтать.

Приступая к рассказу о тайной войне, я преследовал чисто практическую цель. Конечно, методы, формы тайной войны меняются, но кое-чему полезному можно научиться и у предшественников.

Заговорила во мне, очевидно, и тоска по учительскому делу, по аудитории.

Как бы там ни было, «урок» затянулся далеко за полночь. Дождь лил не переставая. Уходили и возвращались боевые наряды. Много было потом в моей жизни и уроков, и лекций, и публичных выступлений, а вот такого класса, такой аудитории, пожалуй, уже не будет.

…На снопах, на подстилках — разведчики. Одинокий огонек папиросы освещает на мгновение неясные очертания лиц.

В этой забытой богом кошаре под монотонный шорох дождя страница за страницей разворачивались баталии, эпизоды тайной войны, были, мифы.

Под рукой у меня не было ни первоисточников, ни элементарных записей. Тем более убеждался я в том, что тренировка памяти по системе моего учителя не прошла даром. Словно на экране, вспыхивали имена, даты, события, удачные уловки и просчеты.

Виновником гибели войска храброго Аристомена стал тайный агент Спарты — царь Аристократ. Александр Македонский в начале своих победоносных походов недооценивал разведку и за это чуть не поплатился жизнью, но зато потом первым использовал в разведывательных целях почтовую цензуру.

А Ганнибал, грозный враг Рима, давая этим пример полководцам и военачальникам грядущих времен, не только создал широко разветвленную, отлично информированную разведку (впереди армии Ганнибала всегда шли обученные и натренированные лазутчики), но и сам, натянув парик, преобразившись до неузнаваемости, не раз тайком проникал в стан римлян.

Ганнибалу принадлежит и другая военная хитрость, к которой полководцы частенько прибегали впоследствии. С большим успехом повторил ее на Желтых Водах Богдан Хмельницкий. По приказу Ганнибала к рогам волов привязали горящие факелы. Ночь. Таинственные факелы. Топот стада. Все это создавало у римлян иллюзию перемещения огромного войска. Чего и добивался хитрый Ганнибал.

И во времена Ганнибала, Митридата, Цезаря лазутчики прибегали к приемам разведывательной работы. Пользовались шифром, разными уловками. Донесения записывались на бритой голове «марш-агента», волосы затем отрастали. Для пересылки донесений приручались голуби, ласточки. Широко практиковалось мнимое дезертирство, пленение для дезориентации противника.

Далеко за полночь затянулся наш импровизированный экскурс в исторические дебри разведки.

— Ну, хлопцы, — пошутил я, — курс прослушали, готовьтесь сдавать экзамены.

А к утру распогодилось, за день просохли горные тропы. К вечеру мы покинули гостеприимный Явоже.

…Ольга принесла расшифрованную радиограмму Центра: противник перебрасывает на фронт вторую танковую дивизию. Желательно приостановить движение на железной дороге Краков — Закопане.

Почти не приказ — просьба: желательно. Впрочем, чрезмерная деликатность объяснялась очень просто. У нас в те дни не было ни грамма взрывчатки.

Пришел Евсей Близняков.

— Товарищ капитан, есть у меня одна идея. Мне бы только банки раздобыть из-под консервов.

Рассказал, что к чему, я план одобрил, хотя, признаться, без особой веры в успех. На следующий день мы радировали Павлову: задание выполнено. Движение на участке Краков — Закопане задержано на восемь-девять часов.

Было так. Евсей взял с собой трех хлопцев. У моста снял часового, «заминировал» мост в радиусе двухсот метров консервными банками, набитыми землей. Натянул провода — все как положено.

Остальное сделал Метек. Прибежал на ближайший полустанок — и к обходчику: так, мол, и так. Звони немцам. Убит часовой. Мост заминирован.

Гитлеровцы всполошились, забегали. Пока нашли саперов, пока пришла дрезина, пока вскрыли банки с «взрывчаткой», эшелон с немецкими танками стоял на запасном пути. Где нельзя было силой — взяли хитростью.

«Пауль» из Бухвнвальда

Резко похолодало. Мокрый снег. Пронизывающий до костей, обжигающий ветер. Мы занялись строительством. Место выбрали удачное. Пологий склон горы под Явоже.

За несколько дней вырыли землянки. Натащили хвои, сена — и зимняя квартира готова.

В Явоже остался наш боец из военнопленных.

Андрей — поляк. Из-под Шепетовки. Знает хорошо и польский, и немецкий. Тадек по нашей просьбе уговорил местную вдовушку. Та ради общего дела дала свое согласие. Сыграли свадьбу. И остался Андрей в Явоже, вошел в роль. В доме молодоженов мы устроили явочную квартиру. Андрею я приказал в лагерь не являться.

— Товарищ капитан.

Открываю глаза — Андрей. По лицу вижу: случилось что-то важное.

— Почему нарушил приказ?

— Ночью заявились двое — мужчина и женщина. Мужчина говорит по-немецки. Женщина переводит. Спрашивают вас. Просят, чтобы мы помогли переправиться в отряд.

Сон как рукой сняло. Беру Заборонека, Евсея — ив Явоже. Гости как раз завтракали. Вдовушка постаралась: выставила чуть ли не все припасы. Зажаренную на сале яичницу с аппетитом уплетал рослый мужчина. Одет прилично. На первый взгляд лет тридцать пять — сорок. Лицо волевое, решительное. На лбу — глубокий багровый шрам. Женщина значительно моложе. Увидев нас, встрепенулась, прижалась к своему спутнику. На пальце у нее я заметил обручальное кольцо.

Мужчина поднялся нам навстречу.

— С кем имею честь? Я — представитель советского командования.

— Товажиш совецкий, — обрадовалась паненка, — то добже, бардзо добже. Пауль не розумье ни по-польски, ни по-россиянски, Пауль — коммунист.

Из сбивчивого рассказа на польско-русском жаргоне вырисовывалось следующее.

Пауль Штумпф, заключенный № 13378, долгие годы находился в Бухенвальде. Прошел все круги ада: дорогу смерти, каменоломню, камеру-одиночку в бункере. Был «поющей лошадью». Тебя впрягают в огромный железный каток или в повозку, нагруженную каменными глыбами. Тащи бегом и пой, пока есть силы. Замолчишь, упадешь — смерть.