Так бы я и сидел, смирившись со своей участью, если б не одно событие, случившееся в первых числах февраля. В тот день я вышел из своей спальни и обнаружил дом совершенно пустым. Никого из домашних не было в их комнатах, никто не говорил по телефону, не сидел за столом в гостиной. Только в дальнем крыле гудел пылесос. Я пошел на звук и от уборщицы узнал, что все улетели на нашу кипрскую дачу. У младшего сына был день рождения, и они уехали отмечать. Взяли наших друзей, кое-кого из обслуги и отчалили на всю неделю. Меня никто не предупредил, не говоря уже о том, чтобы пригласить с собой. В бешенстве я набрал номер именинника. Он даже не ответил. Перезвонил через некоторое время и на мой разъяренный тон жалобно замяукал – ну папа, ты же болеешь, мама сказала тебя не беспокоить. Я швырнул телефон в стену. Я знал, что все в семье держится на моих деньгах, но только в эту минуту ощутил, до какой степени. Для них я просто кошелек. В сердцах я чуть не заблокировал им карточки. Чтобы напомнить всей честной компании, за чей счет они гуляют. После этого случая что-то во мне перевернулось. Я понял, что если оставлю все как есть – погибну. И дело не в женщинах, не в любви. Дело в чувстве самосохранения. Знаешь, как в бизнесе, ты чуешь, что туда идти не надо, что там опасно, и оказываешься прав. Так вот, здесь стало опасно. Нет никакого смысла держаться за семью. Есть один только человек, который относится ко мне по-человечески, это Катерина. С ней я и должен быть, за нее и должен держаться. Теперь мой план Б, уехать и начать новую жизнь, казался единственно возможным. Не стану уверять тебя, будто моя лень исчезла в ту же минуту, как я это понял. Но я принял решение. А свои решения я не меняю. Я собрал самое необходимое, остальное отправил в московскую квартиру (я собирался жить в ней в периоды возвращения из Парижа). Вызвал помощницу, отдал распоряжения. Велел прислать тренера по плаванию и массажиста, чтобы привели меня в форму. Домработница укатила на дачу вместе со всеми, так что мы с помощницей вдвоем упаковывали вещи. Меня подстегивало желание сделать все до возвращения славного семейства. И я успел. Тринадцатого числа в обед я заселился в «Бургунди» и звонил Катерине, приглашая ее поужинать со мной.

Мой сюрприз удался только наполовину. Весь январь Катерина писала мне; ее письма, как она сама, были жизнерадостны и полны событий. Французы в ее глазах были прекрасны, Париж романтичен и безупречно красив. Чувствовалось, что ей все еще неловко за нашу последнюю встречу, когда она была слишком занята для свиданий со мной – почти в каждом письме она говорила, что в следующий мой приезд все будет иначе. Рассказывала, куда мы пойдем и что посмотрим. Я решил не пороть горячку по телефону и сказать ей обо всем при встрече. От нее самой я знал, в какие дни она задерживается допоздна из-за совещаний у шефа, а когда может позволить себе поспать и прийти в офис попозже. Вроде я все рассчитал, но не тут-то было: когда я позвонил, Катерина оказалась в Льеже, в командировке. Я удивился, она ничего не говорила мне об этом. Дурацкая ситуация, я так торопился, и, как оказалось, напрасно. Она тоже чувствовала себя неловко.

Тут же поменяла билет и выехала в Париж. Мы встретились на следующий день.

Она изменилась, как умеют меняться женщины. Превратилась в настоящую француженку. Отрезала волосы. Стала носить черное. Сказала, что здесь так принято. Эти перемены делали ее другой, но и такой она нравилась мне как прежде. Стоило мне увидеть ее, и я убедился, что не зря все затеял. Между нами сразу возникла теплота, по которой я скучал и без которой, как выяснилось, не могу жить. Как только мы с ней сели и заговорили, меня отпустило, как будто я окунулся в теплую ванну. Она так искренне радовалась мне, так живо расспрашивала о делах, что я подумал про себя – а я ведь чуть ее не проворонил. Я быстро перешел к делу. Понимая, что должен дать ей нечто большее, чем свое присутствие в Париже, еще дома я решил, что сделаю предложение. Так что я положил на стол коробочку с кольцом и, пока она смотрела на него, обомлев от неожиданности, рассказывал ей о наших новых планах. Объяснил, как будет проходить мой развод и сколько это займет времени. Чем я теперь буду заниматься (полгода назад мне предложили стать стратегическим инвестором одного перспективного старт-ana, и Катерина тогда уговаривала меня рискнуть, но только сейчас я на это решился). В общем, рассказал обо всем честно и откровенно. У нее была странная реакция. Она молчала, потом вдруг расплакалась. Никогда не видел ее такой. Я гадал, в чем дело. Чем именно я мог так ее расстроить. Она сказала что-то вроде «ты не представляешь, сколько я об этом мечтала». И тогда до меня дошло, что это слезы радости.

Вечером я ужинал с приятелем, тем самым, у кого работала Катерина. Где-то в середине разговора речь зашла о ней. Я спросил, как справляется моя подопечная. Он стал расхваливать ее на все лады (за всем этим я, кажется, совсем забыл сказать тебе, что Катерина всегда управлялась с работой на отлично, я не сомневался, что и здесь она окажется на высоте). И вдруг он, между делом, произнес – я рад, что она обустраивается здесь всерьез. Что ты имеешь в виду, спросил я? Он сказал – прошли слухи, что ее парень сделал ей предложение, свадьба в сентябре. Быстро же у них ходят слухи, подумал я. Конечно, мой приятель ничего не подозревал, а я не стал признаваться. Наверно, у них и правда хороший коллектив, раз она объявила новость в тот же час. Но почему в сентябре? Я ничего не говорил про сентябрь. Я сказал, что в лучшем случае в конце лета, но реальней всего следующей весной. Наверно, надеется, что развод пройдет гладко. Торопит события. Ну что ж, имеет право. Уже когда мы заканчивали ужин, он упомянул на счет завтрашней встречи – кстати, там как раз будет Антуан. Кто, не понял я? Он сказал – Антуан, жених твоей подопечной. Можешь себе представить, каким болваном я почувствовал себя в ту минуту. Слава богу, мне хватило ума не откровенничать за ужином. Я извинился и выбежал из ресторана, сославшись на срочное дело.

Еще не верилось, что это может быть правдой. Я позвонил Катерине, решил встретиться немедленно и услышать все от нее. Она не была настроена видеть меня прямо сейчас. Но я рявкнул, и она поняла, что что-то случилось. Я взял такси и приехал по адресу, который она мне продиктовала. Она сидела в каком-то ресторане с компанией друзей. Увидев меня, она выскочила из дверей мне навстречу. Мы говорили на углу улицы, у стены какого-то дома, среди прохожих. Все выяснилось в первую же секунду, она даже не пыталась отпираться. Я вышел из себя. Орал на всю улицу. Она плакала. Чем больше она защищалась, тем быстрее у меня в голове складывалась вся картина. Меня охватывал ужас. Земля из-под ног уходила. От этого я орал на нее еще сильнее. Не помню, как я добрался до отеля. Можешь себе представить, в каком идиотском положении я оказался. Что бы я ни говорил Катерине, в чем бы ни заставлял ее признаться, все это не имело никакого смысла. Пусть она неправа, пусть она предательница, врунья и меркантильная дура (все это я прокричал ей там, у ресторана), мне это уже не поможет. Я снялся с места и рванул в новую жизнь, которой у меня, оказывается, не было. И что мне теперь делать?

Я и раньше чувствовал, что когда злюсь, у меня прихватывает сердце. Обычно это быстро проходило. Но в этот раз нет. Видимо, нарочно, чтобы показать мне, насколько я стар и смешон. Гоняюсь за молоденькой женщиной, а у самого сердце вот-вот откажет. В отеле я попросил таблетки. Они зачем-то прислали врача. Тот вдруг затеял отправить меня в госпиталь. Я послал его к черту. Наконец связались с моим московским врачом. После долгих консультаций он уговорил меня позволить сделать укол. Я отключился. А утром увидел, что мой номер превратили в лазарет. Вокруг меня лекарства, в гостиной дежурит врач. Мне предписали полный покой. Об этом как-то прознала Катерина. И пришла навестить. Я был все еще зол на нее. Она умоляла простить, предлагала отменить свою свадьбу. Твердила как заведенная – ты же сам говорил, что мы родные люди. Думала, я порадуюсь за нее. Собиралась представить мне жениха. Как раз вчера и собиралась. Только рот открыла, чтобы сообщить мне радостную новость – тут я со своим кольцом. И она растерялась. Что я мог на это ответить? Я ехал жениться на ней. А она думала, я спляшу на ее свадьбе. Конечно, она не могла знать, что я задумал. Но и она хороша – собралась под венец. С человеком, которого знала всего месяц! Глупость несусветная. Что на нее нашло? Она сказала, что влюбилась. И я понял, что ее очаровала французская жизнь. Она собиралась порвать с прошлым. Ей хотелось нового, везде и во всем. Я был уверен, что она совершает ошибку. Торопится. Но переубеждать ее было бесполезно. В конце концов мы примирились и обнялись. Она плакала. Вот теперь-то, я видел, это были слезы радости. Думаю, она все еще любила меня, и наша вчерашняя ссора выбила из колеи ее тоже. Мы ведь с ней в жизни не ссорились. Она считала себя виноватой. Мой сердечный приступ повис у нее камнем на шее. Только когда мы помирились, ей полегчало. Она плакала от радости, что все обошлось. Я же чувствовал себя хуже некуда. Между нами еще была связь, та самая теплота, и она рвалась прямо у меня на глазах. Веришь ли, я физически ощутил, как отрывается от моего сердца Катерина. Как, с моего же позволения, уходит все дальше. И вот уже расстояние между нами такое, что рукой не дотянуться. Чем спокойнее становилось ее заплаканное лицо, тем отчетливее я ощущал, как между нами растет пропасть, которую не перепрыгнуть. Ее ждала другая жизнь, в которой все было готово – жених, свадьба, работа, друзья. Хоть в ту минуту она сидела здесь, рядом со мной, для нее я уже был прошлым. Я знал этот взгляд – она смотрела так, будто хотела запомнить меня и то, что было между нами. Мысленно она прощалась со мной. У меня больше нет Катерины. Я еле сдержался, чтобы не пустить слезу. Не хотел остаться в ее памяти сентиментальным стариком. Уходя, она спросила – так ты не против свадьбы? Вот тебе и на. Только вчера я был ее женихом. А теперь почувствовал себя отцом, который должен благословить дочь на замужество. Скажу тебе, это не доставило мне ни малейшего удовольствия. Я бы убил ее француза, если б он сейчас стоял здесь. Но ей сказал, что желаю им счастья.