И тут Ханну осенило. Конечно! Мона сейчас тоже завязывает липовую дружбу! Тогда все обретает смысл. На душе полегчало, но все-таки хотелось получить подтверждение своих догадок. Она выразительно посмотрела на Мону.

– Мон, можно тебя на пару слов? Тет-а-тет?

– Сейчас не могу, Хан. – Мона бросила взгляд на часы «Мовадо». – Мы опаздываем на примерку. Пошли.

С этими словами Мона поднялась из-за стола и стремительно направилась к выходу, стуча высоченными каблуками по блестящему ореховому паркету. Остальные потянулись за ней. Ханна схватила свою необъятную сумку от «Гуччи», но «молния» оказалась расстегнутой, и все содержимое посыпалось под стол. Косметика, кошелек, витамины, жиросжигающие таблетки «Гидроксикат», которые она сто лет назад украла в магазине «Джи-Эн-Си»[38], но с перепуга так и не принимала… короче, все. Ханна кинулась собирать свое барахло, провожая взглядом удаляющуюся компанию во главе с Моной. Она опустилась на колени, лихорадочно пытаясь запихнуть все в сумку как можно быстрее.

– Ханна Марин?

Ханна вздрогнула. Над ней стоял высокий длинноволосый официант, до боли знакомый.

– Я – Лукас, – напомнил он ей, затеребив манжету белоснежной форменной рубашки. – Ты, наверное, не узнаешь меня, в этом наряде я выгляжу таким французом.

– Ох, – устало произнесла Ханна. – Привет.

Она знала Лукаса Битти как облупленного. В седьмом классе он пользовался популярностью в школе, и – как ни странно, кто бы мог подумать, – ему нравилась Ханна. Ходили слухи, что Лукас собирается прислать Ханне коробку конфет в форме красного сердца по случаю общешкольного Дня конфет. Подаренная мальчишкой коробка конфет в форме сердца означает только одно – любовь, так что Ханна разволновалась не на шутку.

Но вот, за несколько дней до праздника, что-то изменилось. Лукас вдруг стал изгоем. Друзья игнорировали его, девчонки смеялись над ним, и по школе прокатился слушок, что Лукас – гермафродит. Ханна не могла поверить своей удаче, но втайне задавалась вопросом, не превратился ли он из первого парня в лузера только потому, что решил любить ее. Даже притом что ее считали лучшей подругой красавицы Эли, она все равно оставалась толстой, тупой, неуклюжей неудачницей. Когда Лукас прислал ей конфеты, Ханна спрятала коробку в шкафчик в раздевалке, не сказав «спасибо».

– Что случилось? – безучастно спросила Ханна. Лукас, похоже, так и остался лузером.

– Ничего особенного, – охотно ответил Лукас. – А вот что с тобой?

Ханна закатила глаза. Она не собиралась вступать в разговор.

– Я должна идти, – сказала она, глядя в сторону двери. – Меня ждут друзья.

– На самом деле… – Лукас последовал за ней к выходу, – твои друзья забыли оплатить счет. – Он мигом выхватил кожаную папку со счетом. – Если только, хм, в этот раз не твоя очередь платить.

– О. – Ханна откашлялась. Как мило, что Мона позаботилась об этом. – Нет проблем.

Лукас провел платеж с ее кредитной карты и дал ей подписать чек, после чего Ханна вышла из ресторана, не оставив чаевых и даже не попрощавшись с Лукасом. Чем больше она думала об этом, тем сильнее злилась из-за того, что Наоми и Райли оказались при дворе Моны. В Роузвуде так повелось, что на придворных вечеринках девушки устраивали между собой негласное соревнование, определяя самый гламурный подарок виновнице торжества. Дневной пропуск в спа-салон «Блю Спрингс» или подарочный сертификат в бутик «Прада» – все это банально и избито. Выигрышный подарок должен поразить воображение. Лучшая подруга Джулии Рубинштейн заказала мужской стриптиз на афтерпати[39]для избранных – и это были настоящие горячие парни, а не тупые амбалы, груды мышц. А Сара Дэвис убедила своего отца пригласить саму Бейонсе спеть «С днем рождения» в честь хозяйки торжества. К счастью, Наоми и Райли по части творчества оставались на уровне новорожденных панд из зоопарка Филадельфии. Им до Ханны – как до Луны.

Она услышала жужжание «Блэкберри» и торопливо выудила телефон из сумки. В почтовом ящике сидели два сообщения. Первое, от Моны, пришло шесть минут назад.

Где ты, сучка? Если сейчас не явишься, портниха вконец разозлится. – Мон

Но второе сообщение, появившееся спустя две минуты, поступило с неизвестного номера. И его мог прислать только один человек.

Дорогая Ханна. Возможно, мы с тобой и не друзья, но у нас общие враги. Даю две подсказки: одна из твоих бывших подруг кое-что скрывает от тебя. Что-то очень важное. А Мона? Она тебе тоже не подруга. Так что опасайся удара в спину. – Э

В тот вечер, в 19 часов 17 минут, Эмили подъехала к своему дому. Сбежав из бассейна, она долго бродила по роузвудскому птичьему заповеднику. Деловито чирикающие воробьи, счастливые уточки и ручные попугаи успокаивали ее. Пожалуй, нет лучшего места, где можно скрыться от реальности… и компрометирующего фото.

В доме повсюду горел свет, даже в общей комнате Эмили и Кэролайн. Как она объяснит родителям и сестре появление фотографии? Она уже приготовилась сказать, что все это шутка, кто-то просто решил подставить ее этим глупым розыгрышем. Ха-ха, целоваться с девушками – что за гадость!

Но ведь это неправда, и от сознания этого еще сильнее сжималось сердце.

Дом встретил ее теплыми уютными запахами с нотками кофе и ароматических свечей. Мама включила в прихожей витрину с коллекционными винтажными статуэтками Гуммель[40]. Медленно поворачивались маленькие фигурки мальчика, доящего корову, и девочки в ледерхозен[41], толкающей тачку. Эмили прошла по коридору, оклеенному цветочными обоями, в сторону гостиной. Родители сидели на диване, обитом тканью в цветочек. Рядом, на козетке, устроилась незнакомая женщина средних лет.

Мама встретила ее прохладной улыбкой.

– Ну, здравствуй, Эмили.

Эмили захлопала ресницами.

– Мм, привет… – Она перевела взгляд с родителей на незнакомку.

– Может, войдешь? – спросила мама. – К тебе тут пришли.

Немолодая женщина, в черных брюках с высокой талией и блейзере мятного цвета, встала и протянула ей руку.

– Я – Эдит. – Она усмехнулась. – Рада познакомиться, Эмили. Почему бы тебе не присесть?

Отец Эмили бросился в столовую и притащил для нее стул. Она осторожно присела, чувствуя себя как на иголках. Такое с ней бывало и раньше, когда они с подружками затевали бойню подушками – кто-то из девочек ходил по комнате с завязанными глазами, и в какой-то момент остальные начинали метать в нее подушки. Эмили не любила эту игру – ненавидела те напряженные мгновения перед обстрелом, – но все равно играла, потому что Эли очень нравилось.