В этом была своя, хотя и вывернутая, логика. Мэт не мог отрицать, что волшебство тут работало — он сам неоднократно пускал его в ход. И если он сам оказался носителем магического Дара, какие у него основания отказывать Алисанде в Даре непогрешимости?

Никаких. По крайней мере сейчас ничего подходящего ему на ум не приходило.

— Уф... Ваше высочество полагает, что нам надо двигаться на Запад?

— Да, — отвечала принцесса со всей серьезностью. — Это лучшее, что мы можем сделать.

Мэт помолчал, глядя на нее. Потом кивнул:

— Хорошо.

И повернулся к Стегоману.

— Ты с нами? Надеюсь, не будешь разбивать сейчас компанию?

— Не буду, — согласился Стегоман. — Просто стыд бросать принцессу, когда она идет отвоевывать собственную корону.

— Только вот с гарантиями безопасности довольно туго, — предупредил Мэт.

— По крайней мере будут острые ощущения, господин маг. Кому нужна пресная жизнь?

«Мне», — подумал Мэт. Но он мог понять и точку зрения Стегомана. Если ты выброшен из своей среды и почти нет шансов в нее вернуться, ничего не остается, как наблюдать за ужимками этих чудных двуногих существ.

— Рады видеть тебя в своих рядах, Стегоман!

Дракон зыркнул на него.

— И как далеко простирается твоя радость?

Мэт насторожился.

— К чему ты клонишь?

Стегоман покосился на принцессу и сэра. Ги.

— Отойдем в сторонку. Это разговор промеж дракона и мага, другим не интересно.

— О, простите, ваше высочество, простите, сэр Ги.

Мэт взял под воображаемый козырек и последовал за Стегоманом.

Дракон отошел на добрую полсотню футов, прежде чем заговорил, едва открывая пасть:

— Тут такое дело... ни один лекарь не берется, вот я и подумал, что... мм...

Мэт понял, что это вопрос крайне интимного свойства — бедный дракон не мог даже облечь его в слова.

— Речь идет о какой-нибудь части тела? — попытался помочь ему Мэт. — О чем-то таком же необходимом для вас, как для нас — руки?

— Можно выразиться и так, — буркнул дракон, но Мэт различил в его тоне некоторое облегчение, оттого что ему не пришлось называть вещи своими именами. — Ты можешь вылечить то, за что не берутся обычные лекари?

— Право, не знаю. Вот так, экспромтом, пожалуй, нет. Дай мне время, и я подберу какое-нибудь подходящее заклинание.

— Прекрасно. — Стегоман расправил грудь, как будто уже чувствовал, как заживают его изуродованные крылья. — Большего трудно и просить. Будь уверен, я отдам на службу тебе все свои силы и все свое умение, добрый маг!

— Постой, постой, я ведь не могу ничего обещать!

— За кого ты меня принимаешь? — оскорбился дракон. — Это же не торговая сделка — мы связали друг друга узами чести. Я буду стараться для тебя в меру своих сил, а ты ответишь мне тем же: порукой тому — твоя честь.

— Виноват, — сказал пристыженный Мэт, — глубоко тебе благодарен, Стегоман.

— Будем надеяться, что это мне придется тебя благодарить. — Дракон оглянулся. — Вернемся к нашим?

Мэт поплелся за ним, на душе у него было смутно. Не хватало еще заделаться лекарем. И что проку лечить Стегоману крылья, пока не вылечишь его склонность к запою? Ведь без этого он вернется домой как угроза летучему сообществу. Собратья-драконы снова изрежут ему крылья и сошлют в изгнание. Нет, определенно сначала надо лечить запой. Но как? Что Мэт знал о физиологии рептилий? Только то, что они холоднокровные, — и даже в этом был не вполне уверен, ведь речь шла об огнедышащем драконе.

Вот оно! Физиология тут ни при чем! Мэт вспомнил Стегоманову филиппику против охотников за детенышами, когда он, Мэт, нечаянно вызвал его к себе в темницу. Почему дракон не подумал в первую очередь о колдовстве, что было бы вполне естественно? Душевная травма, полученная в детстве? В теоретической психологии Мэт был не силен, но хорошо чувствовал чужую душу. И чем больше он думал о случае Стегомана, тем яснее ему становилось: порок дракона был психосоматического свойства.

В самом деле, Стегоман — детище милитаризованной культуры, исключающей категорию страха. Дракон не имеет права даже самому себе признаться, что он чего-то боится. То, как он прикрикнул на колдунью Молестам, за что поплатился превращением в камень, — подтверждает эту версию: компенсаторная реакция, взрыв отваги, маскирующий страх. Может быть, корень проблемы в том, что он боится летать? Боится, но не может в этом признаться даже самому себе — и только, дыша огнем, хмелеет. А поскольку летать в пьяном виде ему никто не позволит, вопрос решается сам собой — и вот он уже спущен на землю, причем как бы не по своей вине.

Но если Стегоман добился того, чего подсознательно хотел, зачем ему лечиться от запоя? Это же самоубийство! Впрочем, из Мэта был такой же психиатр, как из настольной лампы — солнце. Он знал одно: давши слово — держись. Хорошо хоть он не связал себя никакими сроками. Путь до гор долог. Что-нибудь придумается...

— Вы готовы? — встретила их Алисанда. Сэр Ги уже снова облекся в доспехи и держал под уздцы коня.

— Как нельзя более, ваше высочество!

— Тогда в путь, господа! Побольше веселья! — Сэр Ги взлетел в седло. — Мы идем на славное дело! Настройте свой дух на радость, сердце — на отвагу. — Он протянул руку Алисанде. — Садимся, и в путь!

Принцесса села по-амазонски позади рыцаря, обвив его рукой за пояс, и сэр Ги пустил коня легким галопом прямо на закат.

— Ну-ка, маг, залезай. — Стегоман пригнул голову. Мэт посмотрел на его шею охватом в полтора фута, на высокие зубцы вдоль хребта...

— Уф... ты серьезно?

— Конечно. Не бойся, не упадешь. И я не споткнусь. Для меня это пара пустяков — груз на спине.

— Ну, если так...

Мэт с опаской оседлал драконову шею. Земля качнулась, ушла вниз, и он прильнул к чешуйчатой шкуре. Дракон обернул назад голову. Тогда Мэт аккуратно перелез немного назад и переместился между двумя острыми зубцами.

— Только без резких остановок, ладно?

— Будь спокоен.

Дракон тронул с места аллюром, вначале достаточно медленным, потом заметно прибавил ходу, и Мэта стало швырять взад и вперед. Он вцепился обеими руками в передний зубец, панически боясь, что задний проткнет его насквозь.

Скоро он понял, что его паника напрасна. Зубцы имели удобную, как стенки ковша, кривизну. Мэт потихоньку откинулся назад, пока не уперся спиной в твердь, а острие зубца нависло у него над головой. Пожалуй, можно было даже сказать, что он путешествует с некоторым комфортом.

— Стегоман!

— Чего тебе? Карета жесткая?

Мэт свесился набок, пытаясь заглянуть Стегоману в глаза.