Итак, это не болезнь. Но и не страсть. А вот страсть была описана в середине рассказа, где говорилось, как тяжело этому человеку было расставаться с мешочком золота. Тот весил 15 фунтов, столько же, сколько весь прочий его груз, и нести его было нелегко. Он расстается с золотом постепенно, как бы в обмен на жизнь.

Но на самом деле этот акт – не обмен золота на жизнь. Это дарование жизни в тот самый момент, когда человек побеждает страсть.

* * *

А второй человек из этого рассказа, его звали Билл, все же погиб, был сожран волками. Он не бросил свой мешочек с золотом до конца, он с ним умер. Билл оставил в одиночестве героя рассказа, того, кто выжил (хотя мы так и не узнаем его имени!), еще в самом начале истории. Позже спасенный находит кости Билла и среди них кожаный мешочек с золотом, «такой же, как был когда-то и у него».

«Да, Билл его бросил, но он не возьмет золота и не станет сосать кости Билла. А Билл стал бы, будь Билл на его месте, размышлял он, тащась дальше».

Страсть – то, что перекрывает жизненные артерии человека, те, по которым должны стремиться творческие силы. Возможно, мы не знаем имени спасшегося героя этого рассказа именно по той причине, чтобы было легче представить себя на его месте: тяжесть золота пригибает жизнь ко мху болота, а путь оставляет кровавый след. Идти всегда трудно. Но это путь.

Итак, разожми руку и брось. Брось то, что сейчас кажется самым желанным и необходимым. Надо почувствовать ощущение свободной руки.

* * *

Блуд

На нынешний момент один из «заворотов» этой страсти – порнография. За последние примерно полсотни лет в сексуальной сфере произошел какой-то сдвиг. Появились вещи, которые, честно говоря, я не понимаю и не берусь обсуждать. Раньше страсть блуда относилась в основном к мужчине. При этом это был реальный поступок, в реальном пространстве, и требовал решения и определенного усилия для его совершения. Потом наступало раскаяние, которое тоже требовало усилия. Теперь эта страсть расположилась в виртуальном пространстве и, кажется, распространена среди всех человеческих существ и касается не только мужчин.

* * *

Здесь надо остановиться и сделать оговорку. В нашем разговоре есть риск съехать в огульное осуждение всех тенденций, существующих в мире в наше время. Именно так поступают в некотором христианстве, на Западе его называют «ортодоксальным»[17]. Почему-то считается, что священник должен отстаивать моральные устои если не византийских времен, то хотя бы XIX века. Но я не сторонник византийского правопорядка. В отношении к сексуальности, на мой взгляд, всяко надо принимать во внимание изменение простых человеческих понятий. Например, как отличить страсть блуда от установок на красоту глянцевых журналов?

Желание быть привлекательной, вполне естественное для девушки (да и для юноши тоже), получило название «быть секси». «Do I look pretty sexy?» – «Скажи, я выгляжу достаточно сексуальной?» – вопрос, задаваемый в реальном пространстве, и мне приходилось его слышать наяву. Однако живой вопрос вовсе не означал, что у девушки было страстное желание сексуальных приключений, об этом она вовсе не думала. Просто таков нынешний стандарт: нормальный человек должен выглядеть «секси». Я могу эту норму не принимать всей душой, чувствовать себя не в своей тарелке – и это будет правда, но я не могу делать вид, что изменений в «нормальности», в понятиях о норме не произошло. Взгляд, оценивающий привлекательность, явно поменял направление и проходит теперь снизу вверх.

Я не хочу и не буду «скрипеть» и сокрушаться по поводу сдвига координат в пространстве привлекательности и сексуальности. Это занятие я оставлю тем, кто считает, что мода – пустое и ее можно остановить командным окриком. Я так не считаю. Моя задача сложнее: увидеть, как работает страсть и каковы результаты этой работы в нашей жизни. И еще одна задача – данный набор страстей надо увидеть на фоне тех норм, которые претерпели изменения.

Родители часто слышат от своих детей такое замечание: «Вы ничего не понимаете, вы не понимаете нашего времени». Печально для родителей, но это правда. Хотя «наше время» есть весьма сложная композиция, которая включает одновременно время подростка и время его бабушки. И здесь родителям приходится напоминать, что и их поведение в свое время шокировало их родителей.

Страсть блуда коренится не в макияже и не в push-up. Чтобы это понять, надо заходить не со стороны современной моды, а с другой стороны, с вопроса: а что влечет человека в жизни? Какие силы работают в глубине, если на поверхности мода на привлекательность меняет координаты? А мода – вещь упрямая, она известна еще со времен Древнего Египта.

Практика жизни показывает, что блуд как страсть, то есть погруженность всем существом в стихию порнотелесности, может начаться с открытия в себе эротических сил. А может и не начаться. Про это мы будем еще говорить дальше – в главе «Свобода и любовь».

При этом никакие журналы не смогут увлечь человека в глубины этой страсти, если этого нет. А другой рухнет туда, в глубину, без остатка и без всяких «веселых картинок». Действие любой страсти намного сложнее, чем идеология морали воздержания – то, что зачастую нам выдают вместо христианства. Надо признать, что в жизни мы часто на место призыва Христа к любви ставим идеологию и идеи.

Блуд – так перевели наши отцы на славянский язык греческое слово «порнео». В древнем, традиционном понимании блуд – это «сходить на сторону», чтобы развлечься. А может быть, и не развлечься, может быть, действительно пришло чувство, что существующие отношения с другим человеком превратились в пустышку. Вот и свернул человек в сторону в надежде на встречу. А там тупик. Значит, тот способ, которым человек попытался осуществить перемены, был искушением, ловушкой.

Отношения любви требуют усилий, эти отношения надо держать так, как мифологические атланты держат небо, а тут человек взял – и отпустил. Искушением называется тот момент, когда человек слышит шепот: «Брось, не держи! Ты можешь получить большее и лучшее». Вот и наступила расслабленность вместо напряжения сил. Отпустил – и не попал, поскольку свободы уже не было, ее страсть прибрала к рукам. Так работает страсть.

Песок, сажа и бег по кругу

Далее следуют печаль и уныние, гнев, тщеславие и гордость. Понятно, что о каждой из этих страстей можно сказать очень много, но моя задача – не писать учебник о страстях, а показать, как то, что нам представлялось слишком сложным либо обращенным не к нам лично, появляется неожиданно в нашей обыденной жизни и что с этим можно сделать.