Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ничего, – ответил папа.
– Как это – ничего? Ни одногошенького атома?
– Да! Представь себе – ничего! Пустота!
– Нет. Так не бывает! – заспорил я. – Вот выкачали мы воздух из графина. До конца. А что внутри? Ничего? Но я же его вижу! А раз я вижу это ничего, то, значит, он не ничего, а чего, потому что ничего увидеть нельзя! (Папа растерянно смотрел на меня.) Чем запутывать зря, сказал бы уж сразу, что вакуум – военная тайна и про это нельзя рассказывать.
– Да… вакуум – военная тайна, – сказал папа, ладонями сжав виски. – Но не государственная, а всемирная. Более того: это тайна Вселенной.
– И что же, мы её никогда не разгадаем?
– Вполне возможно, – сказал папа.
– А зачем же тогда учиться, если мы её никогда не разгадаем? – удивился я.
– Кто тебе сказал, что не надо учиться? – крикнул папа, вскипев, и на его крик прибежал, угрожающе рыча, Кыш. – Наоборот, надо учиться и учиться! Если бы человек не учился, мы бы жили не в кирпичном доме, а в однокомнатной пещере, без всяких удобств! Мы ходили бы в шкурах, а не летали бы на реактивных самолётах. И не смогли бы разгадать сотни тайн природы! Тебе это ясно? И таким лентяям, как ты, не удастся заставить человечество стоять на месте! Никто не позволит! Есть ещё вопросы?
– Кто такой Плевако? – спросил я, обидевшись, потому что не собирался заставлять человечество стоять на месте.
– Плевако был великим русским защитником, – сказал папа, успокоившись. – Он боролся с царскими судьями. Ясно?
– Ясно. А кто был сильней как борец – Плевако или Поддубный? И в каком весе боролся Плевако? – спросил я.
– Марина!.. Марина! – застонав, позвал папа маму.
– Что случилось? Что с тобой? – испуганно крикнула мама, прибежав из кухни.
– Объясни нашему сыну разницу между Плевако и Иваном Поддубным. У меня больше нет сил, – попросил папа, растирая виски ладонями.
Мама спокойно объяснила мне, что Плевако защищал обвиняемых, как дедушка Зайончковский. Он, как Поддубный, клал в суде на лопатки жестокость, несправедливость и судебные ошибки.
Я сразу всё понял и стал раздеваться. Но в этот момент зазвонил звонок и залаял Кыш.
Папа открыл дверь.
– Простите, что поздно. Здравствуйте. Я давно собиралась побывать у вас, – услышал я и с ужасом узнал голос Веты Павловны.
Значит, она только сделала вид, что простила меня, а сама пришла жаловаться на меня и на Кыша!
Раздеться, лечь и притвориться спящим было уже поздно. Я вышел поздороваться. Мама тут же попросила меня удалиться в кухню заваривать чай на маленьком огне. И пока я его заваривал, Вета Павловна обо всём успела поговорить с папой и мамой.
Пить чай она не стала, потому что спешила к Снежке. Папа проводил её до остановки и вернулся какой-то совсем грустный и ворчливый. Он ворчал, что зря купил щенка, который отнимает у меня время, но я понял, что Вета Павловна не рассказала, как я принёс в школу Кыша.
Папа топнул на него ногой, споткнулся о мои резиновые сапоги и грозно пообещал маме навести порядок в нашем запутанном хозяйстве.
Мама терпела, терпела ворчанье папы и наконец сказала:
– Пойдём подышим свежим воздухом!
– Я только что им дышал, – сказал папа.
– Не вредно будет подышать ещё раз. А ты раздевайся и спи, – велела мне мама.
Мне стало грустно-грустно. Второй раз за эту неделю папа и мама ссорились из-за меня и уходили дышать свежим воздухом, чтобы я не был свидетелем их ссоры.
Когда они оделись и ушли, я позвонил Снежке. Снежка спала, но я сказал, что звоню по важному школьному делу, и её разбудили.
– Слушай! К тебе в гости Вета Павловна пошла! – сообщил я. – Скажи ей, что мы больше не будем.
– А ты почему не сказал? – спросила Снежка.
– Я заваривал чай и не успел. Всего хорошего. Спокойной ночи, – пожелал я, вспомнив, что Снежке это нравится.
– Спасибо. Какая уж теперь ночь! – сказала Снежка и повесила трубку…
И тут мне стало страшно: вдруг Вета Павловна посоветовалась с завучем; он решил, что щенок мешает мне учиться, а она велела маме унести его из дома, пока я не остался на второй год в первом классе?
И вот сейчас, в эту минуту, на свежем воздухе решается его судьба, а сам он ничего не знает и спокойно таскает по полу старый чувяк.
– Кыш! Иди сюда! Всё плохо! Гроза!
«Рр-е?» – спросил Кыш, положив лапы на мои колени.
– Над нами гроза! Но нет! Никогда! Ты мне не мешаешь учиться. Наоборот, я захотел стать лучше, чтобы ты тоже от этого воспитался. Я буду смелым, разгадаю всемирную тайну, а тебя научу считать до десяти!
Я выглянул в окно. Мама и папа сидели около газетного киоска. Папа размахивал руками, а мама его слушала. О чём они говорят, понять было нельзя. И вот первый раз в жизни я решился подслушать их разговор. Только из-за Кыша. Решился только из-за него.
Вдруг они согласились, что он отвлекает меня и однажды, когда я уйду из дома, отнесут Кыша другим людям! Нет! Я сейчас же упрошу папу и маму не делать этого!
Я надел пальто, сапоги, выбежал на улицу и осторожно перелез через ограду.
Выл ветер, словно вправду собиралась гроза. Моих шагов по шуршащей листве не было слышно. Я подобрался к киоску, высунул ухо из-за угла и прислушался.
– …Ты права. Но я вторую неделю сам не свой. Машина барахлит… Лучший друг предал… Под ногами вертится щенок… А сын обрушивает на меня шквал вопросов. Даже не шквал, а цунами! И я стою, как утёс! Я вынужден ответить на вопрос сына. И рыться в энциклопедии! Отвечу на один – он находит новый и обрушивает на меня! Я стою, как утёс, но в одно прекрасное мгновение рухну! – печально сказал папа, и я, закусив губу, со страхом представил, как он стоит на берегу моря и об его грудь разбивается девятый вал, но папа только отплёвывается от солёной воды и, сдувая с кончика носа пену, ждёт нового шквала моих вопросов…
– Ну, признайся, что ты неправ, и помирись с Сергей Сергеевым. Тогда у тебя будет хорошее настроение. Ты начнёшь радоваться каждому вопросу Алёши, как раньше. Ведь ты из-за него пополняешь своё образование! Ты скоро будешь знать всё. Даже как дрессируют кенгуру!
– До этого я не дотяну. Рухну, – снова печально сказал папа.
– Потом, щенка купила не я, а ты.
Я замер, схватившись за сердце, чтобы не услышали его стук.
– Если тебя раздражает, что он лает на бритву, если он стал тебе невыносим… уноси. Пристраивай в другое место. Рань ребёнка в самое сердце. Все мозговые кости будут доставаться тебе.
– За кого ты меня принимаешь? – с обидой спросил папа, и я почувствовал, что он не такой человек, чтобы из-за костей отдать Кыша…