Для примера приведу относительно недавний случай: в январе 1994 года (как раз меня приехала навестить из Америки моя дочь Лена со своим девятнадцатилетним сыном Алешей) я вышла за покупками, прямо около дома поскользнулась и упала. Поднявшись, прошлась, как и намечала, по магазинам, потом дома постирала немного белья и только тогда заметила, что рука у меня сильно распухла и вроде болит. Как раз пришли с прогулки мои американские гости, и Алеша уговорил меня съездить с ним на всякий случай в травмпункт, проверить, в чем дело. Мы поехали, мне сделали рентгеновский снимок, и оказалось, что у меня сломана локтевая кость. После этого я месяц проходила с рукой в гипсе.

А теперь вернусь к моей профессиональной деятельности, в которой большую роль сыграла умершая, к сожалению, уже более четверти века назад, не дожив даже до шестидесяти лет, признанная переводчица польской литературы Юлия Борисовна Мирская. В 1950-е годы она начала работать в отделе критики в центральной редакции нашего журнала, готовившей материалы для всех языковых изданий. Мы с ней часто общались по работе, и она стала уговаривать меня не ограничиваться переводами русской публицистики на польский язык, а попробовать себя в переводах произведений польских писателей на русский. Я и сама давно подумывала об этом, но так как в переводчиках на русский язык в Москве не было недостатка, а у меня отсутствовали какие-либо связи в издательствах, то дело казалось безнадежным. Но вот Юлия Борисовна предложила мне перевести вместе с ней и еще одним незнакомым мне переводчиком книгу «Бронзовые врата» крупного польского писателя Тадеуша Брезы. Затем она договорилась с журналом «Иностранная литература», что мы с ней переведем повесть Софьи Посмыш «Пассажирка» (потом, правда, оказалось, что у Юлии Борисовны нет времени, и моим сопереводчиком стал вместо нее другой ее подопечный, Валерий Головской, позже уехавший в США). Ну и, как теперь принято говорить, процесс пошел. Немного позднее (в середине 1960-х) я перевела — уже сама, но по совету Юлии Борисовны — несколько рассказов Тадеуша Ружевича для издательства «Художественная литература» (тогда оно еще, кажется, называлось Гослитиздатом), а затем, на этот раз по моей инициативе, мы вместе перевели «Библейские сказания» Зенона Косидовского, вышедшие в Издательстве политической литературы. Эта книга произвела в СССР подлинный фурор. Ведь Библия была в стране практически запрещена, нигде не продавалась, и ее нельзя было приобрести ни за какие деньги. А Косидовский, хотя и с атеистическим комментарием, изложил в своих «Сказаниях» все основные библейские сюжеты. Книга регулярно переиздавалась, ну а за мной закрепилась прочная репутация хорошей переводчицы.

Позднее, увы, без Юлии Борисовны, которой уже не было в живых, я перевела «Сказания евангелистов» этого же автора. Русское книжное издание вышло в свет даже раньше польского, благодаря тому что Косидовский по моей просьбе присылал мне номера еженедельника, печатавшего «Евангелистов» в отрывках с продолжениями. Впрочем, автор был потом недоволен русским изданием, а я чувствовала себя виноватой и очень переживала. Дело в том, что по поручению издательства я в ходе работы над переводом попросила у Косидовского разрешения кое-что в тексте сокращать по своему усмотрению. Он согласился, и я сделала небольшие купюры. Могла ли я ожидать, что в редакции атеистической литературы Госполитиздата, пользуясь этим устным разрешением, повычеркивают, не согласуя со мной, еще целые главы! Как мне потом объяснила редактор книги Татьяна Иванова, это было сделано исключительно по соображениям экономии: как раз не хватало денег и бумаги (что для такого издательства представлялось в ту пору совершенно невероятным), и в издательском плане для «Евангелистов» было предусмотрено не более тринадцати авторских листов. Ну а поскольку автор написал куда больше, вычеркнули все, что было возможно. Я была ужасно расстроена. Прежде всего, нетрудно было угадать, какова будет реакция Косидовского, ну и потом, за некоторые главы мне было просто обидно. Правда, кое-что, например заключительный раздел, посвященный найденным в пустыне так называемым Кумранским рукописям (древнейшим текстам Библии), мне удалось несколько лет спустя опубликовать в журнале «Наука и религия». И, к счастью, Косидовский поверил, что все произошло не по моей вине, и продолжал относиться ко мне с неизменной доброжелательностью. Мы переписывались до самой его кончины, а бывая в Варшаве, я всегда его навещала. Однажды мы были у него с Сергеем и Леней, после чего я получила от него письмо о том, как ему понравились мои муж и сын.

После смерти Юлии Борисовны я перевела несколько книг («В рай и обратно» Яна Юзефа Щепаньского, «Бегство от запаха свечей» Кристины Паенк и еще какой-то детектив) на пару с ее любимой племянницей, тогда начинающей, а теперь, пожалуй, самой известной в Москве переводчицей польской литературы Ксенией Старосельской. И в дальнейшем долгое время, вплоть до начала 1990-х годов, параллельно с работой в редакции занималась переводами. Перевела, как я уже упоминала, несколько романов Игоря Неверли, «Калину» Богуслана Когута, «Балладу о Янушеке» Славомира Лубинского, очерки о советских республиках «Киргиз слезает с коня» Ришарда Капустинского и другие произведения. Последними публикациями в моем переводе были автобиографическая повесть Неверли «В минуты роковые» и повесть Ежи Анджеевского «Апелляция» в двухтомнике этого писателя, вышедшем в издательстве «Художественная литература» в 1992 году.

Тогда же я перевела для советско-польского издательства «Орбита» роман Ярослава Абрамова-Неверли (сына Игоря Неверли) «Союзники», но как раз незадолго до того, как я сдала рукопись в редакцию, распался Советский Союз, издательства стали менять направление, отдавая предпочтение низкопробным детективам (сейчас эта тенденция, к счастью, вроде бы проходит), некоторые издательские фирмы закрылись совсем, а «Орбита», передумав издавать «Союзников», выплатила мне смехотворный гонорар по расценкам, существовавшим на момент заключения со мной договора, то есть до введения свободных цен. Мне жаль, что книга не вышла, она мне очень нравилась, но ничего не поделаешь.

За годы переводческой работы у меня было еще несколько неизданных книг, из которых я больше всего сожалела о книге Яцека Бохеньского «Поэт Назон» о римском поэте Овидии. Она должна была выйти в издательстве «Прогресс», я работала над переводом с огромным удовольствием, автор прочитал его в рукописи и одобрил. Однако вскоре Бохеньский вызвал гнев наших властей каким-то своим критическим по отношению к СССР выступлением в польской прессе, и книгу тут же вычеркнули из издательского плана. Мне было особенно обидно, потому что, если бы писатель высказался на щекотливые темы несколькими месяцами позже, «Поэт Назон» успел бы выйти в свет. И еще раз я расстроилась в связи с этой книгой пару лет назад: времена коренным образом изменились, и мне вдруг позвонили из издательства, которое к тому времени отпочковалось от «Прогресса» и стало зваться «Радугой», и сказали, что они хотят издать «Назона», но не смогли найти в архиве рукопись перевода и просят, если она у меня сохранилась, передать им экземпляр. Увы, поскольку с той поры утекло много времени, я свой перевод тоже не нашла, хотя перерыла в поисках его всю квартиру. И до сих пор не знаю, вышла ли книга или нет, во всяком случае, перевести ее заново мне никто не предложил.